Светлана Данилина - Конференция

Марина начинает свой путь в море.

Заходить в холодную воду Рижского залива – занятие противное и требующее немалого мужества.

Идти надо долго. Собрав в кулак всё мужество и силу воли, привыкая к холоду.

Девушка ступает по воде очень естественно и органично, не ёжась и не содрогаясь. Она просто идёт, легко и чуть пружинисто преодолевает расстояние.

Кажется, что холодная вода ей не страшна и ласково принимает в объятья её точёную фигуру.

Вы любуетесь купальщицей и содрогаетесь, представляя, что она чувствует. Ведь совсем недавно вы подвергали собственное тело такому же истязанию.

Марина быстро и целенаправленно заходит по пояс и, вытянув руки вперёд, словно уже начиная плыть, мягко ложится на воду, погружаясь в неё. Она красиво и хорошо двигается, по-спортивному, и в каждом взмахе её рук чувствуется, что не один год девушка провела на занятиях в бассейне. Плывёт она далеко в море. Вы считаете светлые полоски воды – мели, которые Марина преодолевает.

И напряжённо смотрите за ней, удивляясь то ли её смелости, то ли ловкости, то ли безрассудству.

Плывёт она долго.

Пляж пустой.

Кажется, что в мире нет никого, кроме вас, девушки и задюнного Алика, которому, кажется, на всё наплевать.

Поэтому вы чувствуете ответственность и не спускаете глаз со светло-русой головы с пучком волос, которая всё удаляется и удаляется от берега.

Вы успокаиваетесь только тогда, когда она поворачивает назад.

Вскоре Марина минует одну мель, потом другую, потом прекращает плыть, встаёт из воды, идёт к берегу. Выходит она так же неспешно, грациозно и органично.

И здесь вы наконец перестаёте думать о случайной возможной судороге, об отсутствии других людей на пляже и отводите глаза.

Странно, что теперь вы тоже представляете и почти физически ощущаете, какой тёплой кажется ей вода.

Вы отвлекаетесь на собственные разговоры.

Марина проходит мимо вашего бревна, служащего ей ориентиром, и скрывается за своей дюной.

– Ну как? – раздаётся из-за песка томный и какой-то обалдевший мужской голос.

– Хорошо! – отвечает Марина.

Её голос бодр, свеж и вызывает желание спопугайничать и тотчас же пойти поплавать.

– А я тут пивка-а-а выпил, – сообщает Алик.

И вы слышите нетрезвые нотки и представляете, как он противно развалился на песке и как пил из горлышка тёмно-коричневой бутылки пиво, даже не глядя на свою спутницу, которая плавала в море одна и подвергала себя опасности.

И начинаете сильно не любить разомлевшего нетрезвого безответственного холерика Алика.

– Да, кажется, не только пивка, – горько констатирует Марина.

– Жа-а-арко, – между тем, говорит он, – погладь мне спину мокрой рукой, а?

Марина, судя по всему, выполняет его просьбу, и пляж содрогается от громкого вопля:

– Ну ты дура?! Ну ты что, Мань, делаешь?!

– Спину тебе глажу, ты же сам просил.

– Так осторожно ж! Рука ж холодная! Соображать надо!

– Как знаешь, – с достоинством отвечает Марина.

И вы чувствуете, что она, наверное, наконец обиделась и отвернулась от своего вздорного спутника-плебея.

Вскоре раздаётся музыка.

И вы удивляетесь той мелодии, которую люди слушают на пляже, и восхищаетесь красивой традицией, и радуетесь вкусу и воспитанию.

Ибо звучит весёлый, радостный гармоничный гений – Моцарт. Это очень неожиданно и совсем непривычно для пляжа.

Вы наслаждаетесь красотой музыки.

И радуетесь неожиданному соседству.

Но счастье продолжается недолго.

Потому что вскоре прерывается недовольным:

– Ну Мань! Убери! Не могу я эту байду слушать! Дай сюда!

Вероятно, Марина передаёт капризному Алику гаджет. И вскоре окрестности оглашаются откровенным блатняком.

Вы морщитесь и думаете о том, что надо встать и продолжить ваше путешествие. Но вам лень. И хочется ещё немного, ещё чуть-чуть посидеть. Или достать пляжное полотенце, расстелить его и полежать.

К тому же музыка звучит не очень громко.

И солнце такое приятное.

И лежать, наверное, так хорошо. Хотя и сидеть на бревне тоже совсем неплохо.

А до маяка ещё так далеко! И путь долгий.

И прошли вы немало.

А идти дальше совсем почему-то уже и не хочется.

И вы сидите и смотрите на стоящие на рейде далёкие корабли.

Но тут из-за беспокойной дюны раздаётся мелодия мобильника.

Очень быстро классический отрывок смолкает.

И Марина начинает говорить по телефону по-английски.

Говорит она довольно долго, что-то объясняя.

– Кто звонил? – спрашивает её Алик по окончании телефонного разговора.

– Джейн, – коротко отвечает она, – по конференции.

– А-а-а! Эти твои кардиологи, блин! – цедит Алик, и вы слышите, как он плюёт на песок.

– Неонатологи, – поправляет она его.

– Да какая разница, Мань! Я эту вашу дурь не разбираю. Чё хотела?

– Это по докладу. И спросила, во сколько вылетаем, – не очень-то посвящает своего странного спутника в подробности Марина.

– Нигде покоя нет! – с досадой говорит он.

– Отвезёшь? – спрашивает она.

– Куда я тебя в два часа ночи повезу? – взвивается он. – Мне ж утром на работу! Такси вызовешь и доедешь!

Вы возмущаетесь, представив, как бедная Марина поедет в аэропорт одна ночью на такси, а Алик продолжает со скандальными нотами в голосе:

– Я, между прочим, физически работаю! Не то, что некоторые. Языком: «Бла-бла-бла»! Пришла, халатик белый нацепила. «Рот открой! Рот закрой! Дыши-не дыши!»

Марина не успевает ничего ответить – раздаётся звонок. И она опять долго говорит по телефону по-латышски.

– Ну чё, ты сказать не можешь, что отдыхаешь? Выходной, Мань! – возмущённо отмечает конец её беседы Алик.

– Успокойся, – отвечает она.

– А ты приёмник сняла? – вдруг спохватывается он.

– Ой, нет! – говорит девушка.

– Ну Мань, ну ты чё, совсем, что ли? Его ж украдут!

– Да не украдут, – урезонивает Марина мужчину, – среди бела дня!

– Ага! – начинает причитать Алик. – Там стоянка фиго́вая!

– Ну прости, забыла.

– У Митрича в прошлом году стекло разбили и вытащили.

– Да ничего не будет.

– Ага! Мань, сходи, сними!

– Слушай! Это моя машина! Что ты заводишься?

– Твоя! А чинить кто будет? Пушкин? Или эти твои – проктологи?

Марина не отвечает.

Опять звонит телефон, но мелодия уже другая.

Очень быстро музыка, почему-то именуемая «шансоном», смолкает.

На сей раз разговаривает Алик. Голос его странно меняется, фразы становятся замедленными, он словно поёт их. И, как будто смакуя все произносимые слова, отделяет одно «драгоценное» предложение от другого длинными весомыми обстоятельными паузами. Вы даже слышите, что он при этом с удовольствием и значительно улыбается:

– Приве-е-ет, Диан!

– Не-е-е-е-е!

– Я завтра не могу-у-у.