Игорь Веселов - Непересечение

– Ну, а функции «злого»– каковы?– спрашиваю почти без всякого намека на язвительность.

– Получается такие же. Он вступает в управление нашим общим «объектом», когда меня кто-то задвигает в сторону от этого всего. А я, в свою очередь, проживаю этот период словно по наитию, то есть прислушиваясь лишь к собственной интуиции, которая никак неподконтрольна влиянию извне. И кончина Чугмана, сейчас понимаю, передоверена именно мне.

– Как ты, вообще, без какой-либо устойчивой личностной предистории, каждый раз внедрялся в общество пресловутого Аркаши? – ставлю тогда главный вопрос.

Коньяк в бутылке успел закончиться. А, на данный миг, являющийся Дмитрием Мельниченко смотрит, не моргая, в какую-то точку за окном.

–Предыдущие свои роли при нем, сознаюсь, помню довольно смутно, как-то максимально неубедительно. Но вот с Вами, Иван Александрович, явно был знаком аж лет тридцать назад. Только в каком «образе» пришлось находиться в то время- убейте, не знаю. Мои все предыдущие физические оболочки, момент их трансформации, никогда практически не оставляют исторических следов в моем вновь приобретенном сознании. Или скажу как-то иначе- эти мои «переселения» имеют сакральный смысл и во многом определяют будущее того, с кем я рядом,– он пьяно откинулся на спинку стула, прикрыв подрагивающей узкой ладонью глаза.

Эта его театральная пафосность уже изрядно успела надоесть, но решил- пока не услышу заключительную часть о происшедшем сегодня с Чугманом, наберусь терпения. А пока осторожно спрошу:

– Здесь для меня, конечно, оказалось много запутанного и прямо-таки сказочного. Поэтому хочу задать тебе еще пару-тройку вопросов,– во-первых, знаешь ли ты о письме, недавно полученном мною, затем- нынешнее твое обличье как вяжется с контактированием, якобы, теперь родных и знакомых, и наконец, что происходит с теми, чье тело, с твоих слов, оказалось «занято» тобой, уже после того, как суждено «выбраться» из него?!

Чувствую, нам следует добавить алкоголя. Синхронно киваем пробегающему мимо с подносом. Когда заказ выполнен и оба сощурились от выпитого и лимона, вижу, как он готов ответить. И хотя речь Дмитрия заизобиловала ненужными знаками препинания и совсем неинформативными идиоматическими оборотами, попробую несколько систематизировать им сказанное ….

Если попробовать по порядку и кратко:

1) клялся, даже божился, мол ни о какой анонимке за подписью- «доброжелатели» (я показал ему), совершенно не в курсе. Его, тотчас, предположение: стопудово- это проделки «злых гениев»;

2) он до сих пор не представляет, как удается подобное переформатирование от одного вынужденного «героя» к следующему. А главное тут- память упрямо отказывает полновесно продуцировать предыдущие Димины лики. Все так размыто, будто о чем-то чужом, без каких-либо значимых деталей, тех, что составляют основу настоящей биографии любого из нас.

И в каждом случае, когда просыпался в незнакомой обстановке, у, на сегодня, Мельниченко возникало разом понимание- ты опять «новый», но буквально во всех бытовых мелочах, к счастью для тебя, без единой загадки. Отсюда ему, да и, наверное, всем подобным, которые относят себя к этой категории, достаточно комфортно продолжать свою скрытую деятельность. Получалось таким образом полное «дежавю» по отношению к своему настоящему. Стоит еще добавить- жизненная гармония общеустройства этого «фантома» (мое определение) явилась результатом «диктата некой высшей силы» (не мой слог);

4)

А относительно третьего моего вопроса- помню лишь кучу восклицаний и каких-то междометийных пояснений с той стороны……

Просто я внезапно напился. *

*Советы самому себе

Как можно реже следует поддаваться желанию, хотя порой и невыносимо от него отказаться, чтобы тебя лишний раз пожалели другие.

Во сне я часто вижу радугу,

Она всегда восьми цветов,

На фоне черной краски тут белым намазано:

«Жизнь нам дана, чтоб не стать подлецом» ….

В итоге, кажется, Ворохов на время отключился. А когда вдруг очнулся, то перед ним только жалкие остатки коньяка и немудреной закуски. Дима отсутствовал. Еще на столе, под чеком, лежали деньги. Язык словно наждак и болезненный пульс в висках.

Он машет рукой официанту. Тот услужливо спешит к нему.

– Случайно не подскажете, где мой товарищ? – прозвучало совсем риторически.

– Думаю, что ушел, поскольку рассчитался,– кивается на смятые купюры, а на халдейской физиономии блуждает ухмылка.

Иван скоропостижно прощается с заведением. Но на улице похожего на Мельниченко не усматривает. Тогда надо идти в то здание, откуда недавно вынесли Аркашу Чугмана. А там попытаться все выяснить и возможно обнаружить этого «странного», с повадками вполне земного «антихриста».

Зайдя в помещение сразу ощутил атмосферу смерти- снующие по этажам люди имели довольно траурный вид. Маршрут, куда шагать, ему конечно знаком. Из полицейских никого, а кабинет покойного (наличествовала табличка) уже был опечатан. Пока вглядывался, что на приклеенной полоске бумаги, его кто-то трогает за плечо.

– Вы кого-то ищете? – почти в ухо.

От неожиданности аж вздрогнул и резко выпрямился. За спиной стоял глубокий старик в неопрятном костюме 80-х, с засаленными лацканами. Дедок, внешне и голосом, сразу напомнил никого другого как тестя Аркадия- Василия Харитоновича! Наверное, очередное чудо на сегодня! И тут же озаряет мысль- вот и «злой гений» тебе!

– А сами-то кто будете?

Обладатель морщинистой лысины и клочковатой бородки узнаваем, но встреча почему-то никак, положительно, не впечатляет Ворохова. Таким образом, вопрос превратился в праздный.

– Да это я, Ваня- в ответе старшего.

И вроде получается их сталкивание, через много лет, тоже кем-то предполагалось.

– Здравствуйте, даже чуть напугали,– бывший друг его зятя старается, сейчас, быть вежливым.

Получается явно плохо. А тот как-то неуместно захихикал вставной челюстью:

– Пришел засвидетельствовать Аркашину смерть, что ли? – его щетинистый кадык неприятно задергался. Внутреннюю тревогу последнего времени подменило вырвавшееся наружу негодование:

– Не пойти-ли Вам лесом, мил человек? – несколько несправедливо грубит Иван, но поделать с собой уже ничего не может. Злость на происходящее с ним самим просто захлестывает. Но возможно этот старикан остался единственным, кто в силах пролить свет на всю эту чертовщину. Поэтому, все же, следует эмоции держать при себе.

– Извините, Василий Харитонович, не сразу признал. А что случилось с Аркадием? – прикидывается он несведущим (так ведь и вправду знает без подробностей, лишь о самом трагическом факте).

И наталкивается на хитрый прищур, почему-то улыбающегося, тестя погибшего. Такая веселость, безусловно, озадачивает и одновременно настораживает- дед-то в своем ли уме?