Любовь Попова - Его птичка. Книга 2

Что что, а педантичностью он отличался и во временном факторе. Он никогда не опаздывал. Сказал в шесть, значит в шесть. И, конечно, злился, если опаздывала я.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как грудь сжимается от тягостного предчувствия, и повернулась к сцене.

Валентина Марковна смотрела на меня в недоумении, сложив руки на своей могучей груди. Впрочем, ее взгляд не отличался от того, как смотрели все остальные. Три состава спектакля. Кажется, я настолько уплыла по волнам сознания, что пропустила что-то важное.

Тишина стала настолько ощутимой, что ее можно было резать ножом. Кто-то не выдержал и фыркнул.

– Нашей приме-принцессе негоже репетировать после шести вечера?

– Наверное, ноги превращаются в тыквы.

От представленной картины некоторые заржали, другие усмехнулись, но окрик куратора заставил шутников замолкнуть.

– Аня, сегодня должен подойти Афанасьев. Об этом я говорила ещё с утра.

Вот это поворот. Режиссер столичного кордебалета, помощник режиссера хореографического театра, тесно сотрудничавшего с Аллой Духовой – той самой, что в Тодесе – появится здесь.

Все ясно. Он хочет посмотреть наработки, и взять кого-то для масштабного мероприятия, что готовилось на Новый год, или же он хочет поставить наш спектакль в своем театре. А это уже другая аудитория, правильный свет и настоящий оркестр. Невероятно круто. Для кого-то и раньше для меня. Но я не могла отказать, не могла просто открыть двери и сбежать, потому что знала. Это путь в никуда.

Я медленно зашагала обратно к сцене, чувствуя огромный ком в горле, словно кто-то пихал мне туда кулак. Возможность увидеться с Ромой со свистом вылетала в трубу, как и послушать злободневные шутки его коллег.

– Как я могла не услышать? – проговорила я, усаживаясь рядом с Артуром, улыбка которого была раздражающе довольной.

Трясущимися руками я доставала телефон.

На сцене снова заиграла музыка. Третий состав вернулся к прерванной репетиции. Резкий ритм ударных бил по мозгам метрономом, словно отмеряя секунды до моей смерти.

Он не поймет. Он просто скажет: «Прощай, Птичка».

«Рома».

«Я жду уже десять минут».

«Я не могу. Репетиция затягивается», – набрала я сообщение, наблюдая, как на экран капают мои слезы.

«Отпросись».

Я прямо вижу, как он отдает это указание. Жестко, так же жестко, как он мог сегодня вбивать меня в свою кровать.

«Нельзя. Не сегодня».

И все… Страх узлом скрутил внутренности, и я всхлипнула, понимая, что даже если рвануть вниз, сбежать. Я не успею застать машину на стоянке.

Больше ответа не было. Телефон не завибрировал, и на экране не высветилось Сладенький. По щеке покатились слезы, счета которым уже не было.

– Вот же жалость, – пропела за спиной Губанова, и я медленно повернулась. – Не потрахаешься со Сладеньким.

Она так сладко улыбнулась, что живот скрутило болезненной судорогой.

Все напряжение последней недели, вся усталость, злость и обида сформировались в поистине ужасающий взрыв. Он прогремел внутри меня, и я с рычанием, буквально перелетела через спинку кресла и вцепилась в светлые волосы этой стервы.

Она визжала, как отборный поросенок, стараясь отпихнуть меня, то царапая щеку, то кусая за плечо, но я не чувствовала боли. Только желание вытрясти из нее всю дурь, только, чтобы она перестала меня донимать.

– Отвали, больная! – кричала она. – Артур! Артур убери эту *бнутую!

Я знала, что он смотрит и улыбается, ему наверняка нравилось это представление, как и многим другим в зале. Возможно, уже завтра я стану звездой социальных видео сетей.

Нас растащили. Кто, я не знала, пока не увидела нависающую надо мной фигуру Афанасьева Олега. Мы давно знакомы, но лично не общались.

Я все еще тяжело дышала. Меня трясло, но сильные руки крепко держали меня за плечи.

Он хохотал.

– Никогда бы не подумал, Синицына, что ты так умеешь. Теперь к тебе даже подойти побояться.

– Еще бы, – крикнула Губанова, размазывая тушь и губную помаду вместе со слезами по лицу. – Ей самое место в психушке!

Потрепанный вид этой потаскушки вызвал злорадное удовлетворение, и я не смогла сдержать дикой улыбки.

– Воу, – подал сверху восхищенный голос Афанасьев, и я подняла голову. – А ты страстная, Птичка.

Он заглядывал мне в глаза, так же, как когда-то делал Рома. Это был своего рода ритуал по определению к себе интереса. Я не могла выказать его человеку, пусть даже чертовски красивому, любовные похождения которого не обсуждают разве что дети.

Я отпрянула. Так ничего и не ответив, потопала на сцену, потому что мне было необходимо скинуть пар. Раз теперь в моей жизни не осталось Ромы. Значит, пора сосредоточиться на профессии.

Валентина Марковна, на удивление довольная, сначала поздоровалась с Афанасьевым коротким рукопожатием, а потом посмотрела на всё еще ревущую Губанову.

– Иди хоть умойся.

Артур даже не собирался помогать своей девушке, которую держал в объятиях. Он что-то шепнул ей на ухо и подтолкнул в сторону подружек. Они и повели ее в туалет.

Сам же Веселов, нагловато ухмыльнувшись, в легком изящном прыжке забрался на сцену и встал рядом со мной. Его пошлое восхищение во взгляде бесило неимоверно.

– Ох, Анечка. Ты даже в истерику впадешь красиво, боюсь представить, как ты трахаешься.

– Не бойся, тебе и остается только представлять, – огрызнулась я, в уме просчитывая нужные шаги, не обращая внимания на вмиг помрачневшего, как предгрозовое небо, Артура.

Глава 6. Рома

Утро. Солнечное, хмурое, после смены или отличного секса. Утро бывает разным и очень часто говорят, что оно не бывает добрым. И обычно я вполне согласен с этим пессимистичным утверждением, но не сегодня.

Ну, во-первых, я проснулся. А для человека, так часто видевшего смерть, это уже счастье.

Во-вторых, сегодня я, наконец, попаду на тренировку. Работа в последнюю неделю была изматывающей, особенно после того, как кто-то сломал многомиллионный аппарат.

То, что это было сделано нарочно, по наитию Марины, сомнений не оставалось. Но с этим я буду разбираться позже, а пока…

Третье и самое главное. Аня.

Я уже начал жалеть о данном обещании не трахать никого, пока мы вместе. Оно давалось все труднее, когда счетчик передергиваний перевалил за двадцать, а Ленка Фролова не сводила меня взгляда всю тренировку, а потом и вовсе не заявилась в душ.

Она стояла напротив меня. Еще влажная после тренировки, с высокой грудью, плоским исполосованным мышцами животом и мускулистыми ногами, между которых я уже побывал не раз.

Её руки поднялись, вынуждая приподняться и груди, делая это спортивное тело еще соблазнительнее, а я, бл*ть, думаю об Ане.

Это уже патология, Сладенький.