Ольга Волкова - Проект Стокгольмский синдром

– Ты серьезно? – Ирина скептически уставилась на меня. А я оглянулась, не понимая в чем дело. – А в твоем гардеробе платья не водятся? Ну это совсем не смешно, Оль, – чуть ли не с досадой говорит, а я только ухмыляюсь и отрицательно машу головой.

– Никаких платьев, – отчетливо проговариваю, – и так сойдет. – Раздается сигнал машины, оповещая нас о прибытии такси.

– Ладно, – Ира озорно хлопает в ладоши, лукаво кривит губы в улыбке. – Идем, – подхватывает меня за руку, и мы обе мчимся на выход.

В Париже много красивых и замечательных мест, но ночью город оживает, словно птица феникс возрождается из пепла. В основном молодежь спешит занять злачные места в популярных клубах, в один из которых меня везет Ирина, строго держа это в тайне. В машине звучит песня, и слова на французском языке льются с любовью. Певец признается в своих чувствах к девушке, воспевая о вечной и неразлучной судьбе, уготованной для них двоих. И мне становится тоскливо, несмотря на смех подруги над какой-то шуткой, сказанной минутой ранее и пролетевшей мимо моих ушей. Скучаю по Леониду. Каждый раз, когда он уезжает за пределы города, мне кажется, будто отрывают часть меня. Я достаю из сумочки телефон, прокручивая контакты и останавливаясь на номере мужа, замираю. Позвонить не решаюсь, побоявшись, вдруг Леонид сейчас на одном из приемов с пациентом. Пусть он всегда ставит на беззвучно, но это может сбить его с мысли, или начнет волноваться, и это скажется на результатах его работы. Для Островского работа является неотъемлемой частью, помогая психически больным людям адаптироваться к реальному миру, который для них представляется жутким лабиринтом. Но сам Лёня уверен, что невозможно вытащить того, кто сам порой себя вгоняет в рамки, и потом представляет угрозу для остальных. Каждый пациент со своей историей жизни, и углубляясь в нее, мужу тяжело сказать человеку, что он безнадежен, а так, по крайней мере, дарит иллюзию, ради которой больные верят в лучшее.

«Люблю тебя. Твоя пушинка», быстро печатаю смс и отправляю, не рискнув набрать номер. Ответ приходит моментально: «И я тебя. Постараюсь вернуться сегодня» . Эта новость меня обрадовала, и на душе разлилось тепло от ожидания скорой встречи с мужем.

– Так-то лучше, – замечает Ирина, а потом радостно верезжит, когда мы подъезжаем к самому дорогому клубу «Богиня», в который не так-то просто попасть на самом деле. Я уставилась на подругу, ожидая объяснений, как ей удалось достать пропуск. – Это секрет, – хихикает, чуть сморщив свой тонкий носик. – И мой тебе подарок, поверь, ты будешь в восторге от танцевальной части, заодно разомнешься, – снова заливается смехом, и я вместе с ней. Увидев в руках у меня телефон, начала протестовать: – Убирай подальше, – а сама потянулась выхватывает мобильник из моих рук.

– Я только напишу мужу, что мы в клубе, Ирин, – я возмущаюсь, но подруге все-таки удается выхватить телефон и с гордо поднятой головой убрать к себе в сумочку.

– Нет, – заявляет, а потом ухмыляется. – У нас девичник, а значит никаких мужиков, потому что, зная твоего «Фрейда», он заставит конвоем привести нас обратно, тем более что Стёпка тут и наверняка уже предупрежден, чтобы приглядывал за тобой.

– Хорошо, уговорила, – сдаюсь, показывая руки ладонями к ней, как будто преступница, пойманная с поличным на месте преступления. Таксист тормозит и объявляет сумму для оплаты за проезд. Ирина вынимает из сумки свой модный кошелек и протягивает купюру, заигрывая с мужчиной и вгоняя того в краску. Довольная собой, девушка открыла дверь и вышла, а за ней следом я, захлопывая дверцу желтого такси.

– Ну что, – потирает руки, а глаза светятся и искрят озорством. – Готова?

– Готова, – киваю, и беру под руку Иру, затем мы обе идем к охранникам, к четырем здоровякам, стоящих за массивной железной цепью.

Полтора года спустя…

Время летит со скоростью света, а жизнь переворачивается к верху дном, обнажая душу и раны, которые теперь долго не смогут зажить. Стою в ванной под душем, и водопадом на меня хлещет ледяная вода, охлаждая воспаленный мозг. Смотрю вниз на слив, и воображаю, будто все дурные мысли, воспоминания боли и горечи, уплывают вместе с водой, давая мне возможность некоторое время передохнуть от бесконечных поисков не только внешних, но и внутренних – в самих себе. Никогда не думал, что мне будет так плохо, и начну слышать ее голос. Как будто ничего не случилось и моя пушинка со мной рядом. Да… ухмыляюсь, когда слуховые галлюцинации вмиг вырисовывают в мозгах ее голосок и нежные, любимые стоны. Крепко сжав кулак, ударяю по кафельной стене, разбивая костяшки пальцев до крови, и эта боль заглушает шум в ушах. Дышу часто и прерывисто, а сердце колотится, разгоняя кровь по венам с удвоенной скоростью. Затем чувствую прикосновение теплых ладоней, контрастирующие на фоне холодной воды. Обе руки бесстыдно огибают мою грудь со спины, и ею я ощущаю возбужденные соски, обнаженная грудь девушки касается моего тела. Хватаю за кисть, прекращая попытки меня увлечь своими ласками, которые только удовлетворяют потребность, но не мое сердце – в нем нет места для другой, так отчаянно желающей заменить мою жену.

– Прекрати, – грубо приказываю, затем отодвигаюсь и вовсе выхожу из-под душа. Мелкие капли стекают по моему телу, и я тут же надеваю банный халат. Не смотрю на девушку, но нутром ощущаю ее злые искры.

– Какая муха тебя укусила? – с недоумением, Диана задает мне вопрос, немного повышая тон голоса. Она не встала под струю воды, прекрасно знаю, что я пользуюсь только холодной, смывая с себя ее запах. Ненавижу себя, но и сделать против природы ничего не могу. Женское тело с легкостью завладело моим разумом, вырабатывая эндорфины, но они только маска, которая скрывает меня от внешнего мира. Диана нахмурилась и, уперев руки в бока, огибая пальцами тонкую талию, кивнула мне, а потом продолжила: – Объясни, – вновь пытается вывести меня на разговор, но я лишь молча взглянул на нее, с безразличием, а затем вышел из ванной комнаты, захлопывая за собой дверь. Слышал ее рычание и то, как она швырнула что-то пластмассовое, попытавшись обуздать в себе гнев.

Быстро проверяя свою электронную почту, отметил важные сообщения от коллег по работе, не забывая фиксировать в записной книжке нужные мне встречи. После трагедии, случившейся в моей жизни, я оставил все, что меня связывало с Францией, искусством и домом, уехал подальше ото всех, чтобы не видеть лиц, которые наверняка меня осуждают, а может и обвиняют. По крайней мере два человека точно относятся ко второй категории. Родители моей Оли. Меня начинает трясти, как только имя проносится в голове, и будто снова слышу ее любимый голос, произносимый мое имя.