Катерина Калюжная - Первый день вечности

Все, в школе можно не появляться. Зотова растрезвонит по всей округе, что у меня завелся взрослый хахаль на дорогущей тачке и черт знает, что еще приплетет. Если прежде вся женская половина нашего коллектива меня просто ненавидела, то с этого дня каждая первая девушка будет считать своим долгом смешать меня с грязью. Да и парни вряд ли обрадуются крутому сопернику.

Я тяжело вздохнула. Мне бы так хотелось, чтобы сказки, которые напридумывают себе мои одноклассники, были хотя бы наполовину правдой. Я коснулась пальцами запястья. Невинный поцелуй до сих пор жег мне кожу.

Тетрадки я даже не открывала. Вместо этого полночи листала «Космо» в надежде выудить парочку полезных советов на тему как соблазнить мужчину. Не найдя ничего путного, я легла спать ближе к утру, поэтому, когда прозвонил предусмотрительно выставленный на десять будильник, чувствовала себя отвратительно. Но одна мысль о предстоящей фотосессии и новой встрече с Женей придала мне сил, заставив выбраться из уютной кровати и, нацепив на ноги тапочки, побрести в душ.

И родители, и сестра еще спали. Обычно я так рано в выходные тоже не просыпалась, но сегодня день был особенный. Я ощущала это всем своим существом, и за спиной словно вырастали крылья.

Вместо знакомого «ягуара» у подъезда меня встретил огромный «мерседес» с белым кожаным салоном. Женя стоял возле него и курил, с интересом разглядывая снег под ногами. – Привет, – поздоровался он и сделал то, чего я никак не ожидала, – поцеловал меня в щеку. От его дыхания по спине побежали мурашки. Мне стало щекотно и очень весело. Сердце пустилось в пляс. Я чувствовала себя абсолютно счастливой.

Студия Всеволода Басаргина находилась в самом центре. Мы припарковались на платной стоянке, и Женя, галантно приоткрыв передо мной дверь, проводил в просторный, хорошо освещенный холл. За длинной конторкой восседала сонная девушка-секретарша.

– Привет, Маш, Севка уже приехал? – поинтересовался Женя.

Девушка тут же подобралась и, жеманно улыбаясь, откинула за спину длинные волосы. Она была настоящей красавицей. Хоть сейчас на обложку журнала. Мой идеал ответил на ее заигрывания парой ничего не значащих комплиментов, но я в тот момент едва не лопнула от ревности. – Басаргин уже час здесь торчит, и настроение у него… – Маша немного замялась, подбирая правильное слово. – …шебутное.

– Ясно, ну, мы пойдем.

Женя ухватил меня за руку и потащил к лифту. Дверцы со скрежетом разъехались, и мы оказались вдвоем в тесной кабинке. Его плечо прижималось к моему, ладонь касалась моей. Я была крайне взволнованна, и вторая, решающая встреча с фотографом здесь была совершенно ни при чем.

– Вы опоздали на пять минут сорок три секунды, – посетовал взъерошенный Сева, когда мы вошли в огромную светлую комнату, где практически не было мебели, если не считать обширных декораций в дальнем углу. Что-то из начала двадцатого века, по крайней мере, мне так показалось. Сам хозяин студии восседал рядом с установленным на штативе фотоаппаратом и примерялся к представленной картинке. На нас он даже не посмотрел, но губы скривил, словно съел что-то очень кислое.

– Проводи Ксюшу в гримерку, – распорядился фотограф. – Дорогу помнишь?

– Забудешь тут, – усмехнулся Женя.

Мне очень не понравился намек, скрытый в его коротенькой фразе. Как часто он приводил сюда девушек? Какие отношения его связывали с некоторыми из них или, может, даже со всеми?

Гримерка находилась дальше по коридору и была едва ли не больше самой студии. Повсюду стояли передвижные вешалки с одеждой, напротив окна висело великолепное зеркало во всю стену, рядом с которым притулилось штук десять кресел-вертушек. Нас встретила сурового вида женщина лет тридцати. Красивая строгой, классической красотой. Она окинула меня оценивающим взглядом. Должно быть, именно так смотрит художник на чистый холст, раздумывая, как бы создать из него шедевр. Я засмущалась, но глаз не отвела. Женя слегка приобнял меня за плечи, будто младшую сестренку, и подтолкнул вперед.

– Измайлов – вон! – непререкаемым тоном строгой школьной учительницы скомандовала хозяйка сокровищницы модных чудес. Женя послушно развернулся и вышел за дверь. Я почувствовала, как трясутся колени.

– Привет, маленькая, – сменив гнев на милость, обратилась ко мне «учительница». – Как тебя зовут?

– Ксюша, – выдавила я.

– В первый раз на съемки?

Я кивнула.

– Я стилист и визажист в одном лице. Зовут меня Ольга, – представилась она и подвинула одно из кресел-вертушек. – Садись сюда, сейчас я из тебя модель сделаю.

Я послушно села. Часа два меня одевали, рассматривали, раздевали и одевали вновь. Волосы накручивали для того, чтобы через пять минут снова распрямить. Раза три наносили яркий, непривычный макияж, а потом смывали, и все начиналось сначала.

– Вот теперь в самый раз, – облегченно вздохнула Ольга, поворачивая меня лицом к зеркалу. Я замерла от неожиданности, разглядывая свое отражение. Точь-в-точь девушка с обложки. Встреть я сейчас сама себя на улице, ни за что бы не узнала.

Волосы мне в итоге оставили распущенными, но слегка завили и неравномерными локонами уложили так, чтобы они смотрелись объемно и немного взъерошенно. Глаза густо подвели черным, особенно снизу, что делало их просто огромными и немного больными. Губы чуть тронули светлым блеском, а щеки подкрасили персиковыми румянами. Платье, на котором остановилась Ольга, едва доходило мне до колен. И вообще это было не совсем платье, скорее, старомодная комбинация или ночнушка, полностью закрытая со всех сторон. Так что ничего лишнего даже не угадывалось. Разве что ноги она открывала почти до ягодиц, но так, чтобы оставить простор для фантазии. Тонкие бретели украшали невинные бантики, которые смотрелись совсем по-детски. Не могу сказать, что, читая Набокова, я именно так представляла себе Лолиту. И уж точно, героиня романа была меня младше. Но сейчас речь шла не о достоверности передачи литературного образа, а о высокой моде, и это две совершенно разные вещи.

В ожидании меня Сева и Женя о чем-то возбужденно беседовали, но стоило мне появиться на пороге, как мужчины тут же замолчали. Две пары глаз оценивающе уставились на мой наряд. Что означал их взгляд, я не поняла.

– Иди сюда, – скомандовал Сева.

Сегодня он мало чем напоминал себя вчерашнего: собранный, требовательный, такой, каким в моем понимании и должен быть фотограф. Я послушно приблизилась и присела на небольшую старомодную кушетку, облокотившись на подушки, с видом, как и было заказано, одновременно невинным и распущенным. Но распущенным не по-взрослому, а скованно, неумело, по-детски. Вряд ли, учитывая небогатый опыт в таких делах, у меня могло получиться иначе.