Евгений Миронов - Битвы экстрасенса

– Собираетесь воздействовать на тело и организм через энергетические центры?

– Да, я предполагаю хорошенько подкачать её энергетику, чтоб на операционном столе она предстала пышущей здоровьем пациенткой.

– Безусловно, надо это обязательно провести, надеюсь, у вас всё получится правильно.

– Ну, а со своей стороны, вы, Александр Иванович, можете мне что-либо ещё толковое посоветовать?

– Могу посоветовать вам исключительно высокой стабильности.

– Это в каком это смысле?

– Сейчас вряд ли вам стоит изобретать велосипед и кидаться во что-то новое, незнакомое, неизвестное.

– Да, в самом деле?

– Лучше твёрже утвердиться в известном вам коррекционном пути и перепроверить его многократно.

– Благодарю вас, Александр Иванович, я именно так и поступлю.

– Желаю вам крупных личных успехов и сейчас в данном конкретном случае, и в будущем применении полученных здесь на лекциях навыков в исключительно добрых целях.

– Весьма признателен вам, вам также всего самого наилучшего.

Слушатель благодарил и тепло распрощался со всезнающим и авторитетным специалистом своего дела Александром Ивановичем до следующего вечернего занятия лекционном зале.

Когда Константин переступил порог собственного дома, вернулся к себе квартиру, мобильный телефон выдал знакомую мелодию:

– Я, Костя, обо всём договорилась с медицинскими работниками.

– Очень хорошо, милая Настенька, я ни на единое микромгновение нисколечко не сомневался, что всё у тебя прекрасным образом получится.

– Завтра нам с тобой нужно подойти к трём часам на ресепшн в районной больнице.

– Хорошо, только предлагаю, давай подскочим туда на полчасика пораньше, подстрахуемся – вдруг у очень занятых докторов что-то изменится за это время. А если всё окажется в порядке, мы сможем посидеть и подождать некоторое время.

– Но хирург с суровым лицом опять достаточно строго предупредил меня, что шансов на успех очень мало, – и Анастасия вновь пустила отчётливо слышимое всхлипывание.

– Успокойся, Настя, ничего иного хирург тебе сказать и не должен был.

– До умопомрачения сильно переживаю за исход, Костя, хирургической операции.

– Соберись, пожалуйста, Настенька, если завтра в палате у матери ты примешься пускать предательскую слезу и причитать, это сыграет в пользу нечисти, и ни к чему хорошему такое твоё поведение нас не приведёт.

– И что же мне посоветуешь теперь делать? – горько продолжала всхлипывания Анастасия.

– Лучше держать хвост пистолетом. Надо, чтобы от тебя исходила исключительно положительная энергетика и положительные эмоции.

– Я постараюсь, – пролепетала Анастасия совершенно подавленным, упадшим голосом.

– Ты должна быть уверена в благополучном исходе хирургической операции и передавать эту однозначную уверенность непосредственно своей матери и медицинскому персоналу.

– Мне сейчас очень и очень тяжело, невыносимо тяжело, пойми меня правильно, Костя, пожалуйста.

– Если мокрота, милая Настенька, с тебя окончательно не сойдёт к завтрашнему дню, лучше мне одному пожелать твоей любимой матушке благополучного исхода предстоящей медицинской операции.

– Хорошо, Костя, я обязательно попытаюсь собраться перед этой самой ответственной хирургической операцией.

– Вот именно, дорогая моя Настенька, организуй все остатки своих нежных и прекрасных сил, соскреби всю свою силу воли в кулак, и тогда нам не страшен серый волк, и не страшна белая старуха с косой.

– Соберусь, непременно буду стараться, – лепетала в трубку Анастасия.

– Если ты всё-таки сильно разнервничалась, имеется верный и надёжный способ успокоиться.

– Это какой?

– Медленно, купюра за купюрой, пересчитай сто тысяч долларов – и наверняка спокойней пофигистски станет на душе.

– Стоит ли, Костя, шутить в подобной ситуации?

– Прошу тебя, милая моя Настенька, меньше переживай, а лучше готовься основательнее к завтрашнему дню, к завтрашним событиям. Мы простимся с тобой до завтрашних великих дел, до полтретьего.

– До завтра, – согласилась Анастасия и опять громко всхлипнула в трубку телефона.

Днём, когда шаловливый декабрьский ветерок почти не усердствовал, с небес пришла белая зимняя благодать.

На входе в больницу строгий пожилой охранник в чёрной униформе безапелляционно потребовал от Константина надеть на коричневые ботинки бахилы.

В фойе больницы, где располагался представительный ресепшн с двумя привлекательными всезнающими медицинскими сестричками в колпаках над причёсками, он встретился с Анастасией. Та пребывала без слёз и всхлипываний, но в подавленном удручающем состоянии.

Молодые люди вместе под руку неторопливо подошли к солидной бежевой стойке ресепшн. Анастасия назвала фамилию своей мамы, предъявила свой паспорт и решилась спросить бесконечно занятых текущими бумажными делами и телефонными переговорами девушек в одинаковой медицинской светло-сиреневой униформе:

– Хирурги пообещали нам разрешение на посещение пациентки – моей матери – в палате, где она сейчас находится, накануне проведения хирургической операции.

Одна из юрких деловых и осведомлённых девушек в прекрасных фирменных брючках и в таком же коротеньком халатике неизвестно что полистала и прочла что-то на мониторе компьютера и обстоятельно доходчиво разъяснила молодой паре:

– Я в курсе событий. Можете подняться на лифте на шестой этаж, где найдёте старшую медсестру отделения, которую я сейчас извещу по телефону. Она обеспечит вас халатами и проведёт вас в палату к пациентке, у которой операция назначена на 16–30. Желаем вам всего самого доброго.

– Большое вам спасибо, сестра милосердия, – поблагодарил за ценную своевременную информацию Константин и пригласил свою смурную и печальную девушку, – пойдём, Настенька, к лифту потихонечку.

В палате старшая медсестра отделения оставила молодых людей на 5 минут, а сама в белоснежном накрахмаленном халате вышла по своим многочисленным делам. Мать Анастасии, возможно, из-за лекарств, что-то неразборчивое произносила лишь шёпотом. Но открытые широко узкие и длинные глаза её сверкали нездоровым блеском.

У корней волос на коже лба проступали коричневые пятна, под глазами – мешки, виски выглядели впалыми, щёки имели синюшную окраску, а сухие губы показывали бледность, но мать Анастасии держалась за жизнь.