Дарёна Хэйл - На разрыв

Варвара сидит, вжимаясь в потёртое неудобное кресло: коленки подтянуты к груди, в руках – бокал рома с колой (потому что даже когда ты чувствуешь себя несчастной, точнее, особенно когда ты чувствуешь себя несчастной, ничего лучше рома с колой ещё не придумали), в голове – желание отсюда сбежать.

Рядом с Оскаром ей постоянно хочется «отсюда сбежать», и неважно, какое оно в данный момент, это «отсюда».

Коктейли бывают многослойными, думает Варвара, и тогда в них чётко видно границу между алкоголем и не-алкоголем. А ещё коктейли бывают другими, вот как ромкола в её стакане, попробуй разбери, где там газировка, а где благородный напиток (и можно ли называть благородным напиток, который ассоциируется только с пиратами?). Так и с чувствами: иногда ты можешь провести чёткую грань, но иногда – понятия не имеешь, где заканчивается влечение и начинается страх.

Её тянет к Оскару, и не заметить это можно только… нельзя не заметить. Её тянет к Оскару, но стоит ему оказаться рядом, в ней начинает истошно вопить предупреждающая сирена: ей страшно.

Оскар стоит позади её кресла, одним этим фактом запуская мурашки по шее, и, кажется, самое время цитировать фразу, успевшую разлететься по всем пабликам, сообществам и чёрт знает чему ещё: если вы боитесь к кому-нибудь привязаться, то – сюрприз! – уже поздно бояться.

Он прикасается к её волосам – сначала легко, почти невесомо, а потом пропускает их между пальцев, мимоходом касаясь шеи. Если прикоснуться ещё и ещё, пробежать касаниями вниз, обвести седьмой позвонок, то Варвара выгнется по-кошачьи и, может быть, начнёт по-кошачьи мурлыкать. Если он прикоснётся ещё и ещё, и пробежит касаниями вниз, обведёт седьмой позвонок, то Варвара, наверное, просто умрёт. Или – сорвётся с места и наконец-то сбежит.

Она не сбегает. Он ничего такого не делает. Просто играет с её волосами, и они, наверное, слишком мало знакомы, чтобы ей было так невыносимо понимать: ничего ничего не значит. Совсем. Оскар обнимает каждого, кто сегодня приходит, хлопает по плечам, ловит за локти, держит за руки. Он улыбается каждому, и что-то шутит, и всех одаряет вниманием – а все купаются в этом внимании и просят немного ещё.

Варвара не хочет просить.

Варвара пьёт стакан за стаканом, надеясь на то, что если выпить достаточно много рома, превратишься в пирата. Отрастить деревянную ногу, посадить на плечо попугая и уйти в океан, где нет никаких Оскаров, а самая главная проблема – это то, что тебе наплевать на проблемы. Звучит даже лучше чем быть медведем и каждую зиму спать по несколько месяцев.

Какой-то парень присаживается к ней на подлокотник, когда Оскар наконец-то заканчивает свою медленную пытку и уходит – вытащить откуда-то гитару и присоединиться к тем, кто играет.

– Что делаешь? – спрашивает парень, и это тупой вопрос, но какая разница, когда в ней столько рома.

– Хочу стать пиратом, – честно отвечает Варвара, и парень хохочет, глядя на неё с восхищением.

Оскар играет – громким боем и замысловатыми переборами, то и дело вскидывая лицо к потолку, такой открытый и такой отсутствующий одновременно. Кто-то рядом с ним стучит по собственной коленке вместо барабана – пока ему не приносят с кухни пластиковую миску, стучи, мол, по ней. Музыка оживает и разрастается.

Оскар играет как в последний раз, а она до этой минуты и не знала, что он занимается музыкой. Пальцы у него, конечно, музыкальные – красивые, длинные, но, глядя на них, она думает не о гитаре.

Оскар играет, глядя то в потолок, то на стену, будто бы там написаны только ему ведомые и видимые секреты и тайны.

Оскар играет, глядя куда угодно, но только неё, так что и ей, наверное, можно на него не смотреть. Но раз уж она пришла…

Полчаса и два стакана спустя Варвара становится на этой вечеринке абсолютно своей. Познакомиться со всеми, правда, не получается: сложно знакомиться, когда имена вылетают из головы сразу же, как только отзвучит последняя буква, но оно и не нужно. Варвара смеётся над чужими шутками, чужие смеются над шутками Варвары, все вместе они подпевают тем, кто «на сцене», а ещё – бесконечно фотографируются, и в ней живёт непонятная надежда ни завтра, ни когда-либо после не обнаружить в сети эти фотки.

И ещё они танцуют. Конечно, танцуют.

Безумие, но когда музыканты останавливаются, чтобы отдохнуть (или выпить), кто-то подрубает телефон к огромным колонкам – и остаётся только пожалеть всех соседей.

Честно говоря, Варвара не помнит, когда последний раз танцевала или была в клубе (потому что максимум её развлечений – писать язвительные письма клиентам, маскируя под вежливостью своё «как же вы мне надоели»), но музыка не то чтобы вьётся вокруг, а разливается вместе с кровью и алкоголем по венам. Нет ничего проще и естественней, чем танцевать вместе со всеми, и улыбаться в никуда, и, самое главное, не открывать глаза, не открывать глаза.

Откроешь глаза – и увидишь Оскара рядом с кем-то. Его обнимают, хлопают по плечам, ловят за локти, держат за руки… Ему заглядывают в лицо, предлагают выпивку, что-то кричат на ухо.

С закрытыми глазами она видит всё то же самое, и вздрагивает, когда к её руке прикасаются холодные пальцы. Оскар обнимает её – спокойно и просто, точно так же, как обнимает других, но Варвара совсем не уверена, что другие, точно так же, как она, мечтают сократить оставшиеся миллиметры и вжаться в него расплавленной кожей.

Затылком она едва достаёт до его подбородка. Идеально, на самом-то деле, идеально и очень удобно: его руки ложатся ей на плечи, она обнимает его, цепляясь за пояс, и пол у них под ногами шатается, как палуба пиратского корабля. Варвара почти слышит шёпот волн и крики чаек, почти видит, как случайно встреченные корабли в ужасе пытаются уйти от их флага, почти ничего не боится.

Оскар отстраняется, придерживая её за плечи, и что-то говорит, но Варвара не слышит. На шее и на вороте футболки у него – россыпь сверкающих блёсток, и Варвара смотрит на них, закусив губу, изо всех сил надеясь, что эти блёстки – её.

Золотом поверх чёрной ткани, они кажутся настоящей Вселенной.

Варвара поднимает руку, чтобы прикоснуться к ним, прижать каждую пальцем, но Оскар перехватывает её за запястье.

Окончательно отодвинувшись, он указывает головой в сторону кухни.

– Поговорим? – спрашивает он, и на этот раз у Варвары получается прочитать по губам.

Сложно ненавидеть что-то сильнее, чем она ненавидит серьёзные разговоры, но пиратки должны быть бесстрашными, правильно?

Бесстрашия хватает только на то, чтоб кивнуть и двинуться следом, когда Оскар, не отпуская её руки, делает первый шаг мимо танцующих.

Никаких коньков они, конечно же, не находят.