Константин Кантор - Быстрее вечерних волков. Отрывки из маршрутного дневника

Из человеческих следов на тропе были только следы резиновых сапог одного пастуха, что встретился нам на второй день пути.

Тропа ясно читалась под ногами, и по карте выверяли только пройденный километраж. Но и так всем было ясно, что надо идти вперёд и вверх по ущелью реки Казиди.

Около третьего дня пути набор увеличился, и дышать стало труднее, всё чаще приходилось стоять, уперев палки в плечи и глотать сухой воздух. А в горле в это время было ощущение битого стекла и великая сушь. Однако головные, (Чижик и Апраксин с Бахмуровым), держали запредельный темп. Иногда, смотря снизу верх, на их уверенные шаги по склону, приходилось только удивляться такой потрясающей выносливости.

На стоянке Андрей Громов, который соединял функции фотографа и медика, наделял группу витаминками, умудряясь при этом фотографировать обгоревшие и опухшие рожи, со следами простуды на губах. Так в марше наверх прошло три дня.

На 5000м поставили базовый лагерь. Когда группа восхождения и группа сопровождения, стартанули наверх, мы с Ренатом соорудили по периметру лагеря невысокую каменную стенку, расчистили место под ещё одну палатку, на случай экстренного спуска групп.

С каждым днём стенка всё росла и росла в высоту.

Слева от пяти точек, ползущих вверх по леднику, с оглушительным грохотом сошла пушистая белая лавина. Навредить им она не могла, однако нам было тревожно наблюдать это снизу.

Группа сопровождения, (Андрей и Валера), вернулась через два дня. Как раз успели к чаю, который мы приготовили, используя сжигаемый мусор как топливо.

Ночью смотрели на вспыхивающие в тёмном небе зарницы.

На следующий день Валера, Ренат и я отправились потренироваться в ледовом лазании по леднику. Это действие имело своей целью, улучшить нашу высотную акклиматизацию, и отработать экстренный подход к группе восхождения, на случай несчастья. В общем, кувыркались мы часа четыре, и к ужину вернулись в базовый лагерь. После набора и спуска спалось очень спокойно. Воздуха хватало, никто не задыхался. Однако лица у всех были, как после недельного запоя.

Очень хороший способ дать себе нормальный сон в лагере: – сделать набор 200м – 300м, погулять. Потом, по возвращении в лагерь дышаться будет легко.

Само восхождение Чижик, Денис и Юра начали неожиданно, взошли на 7492, что называется, «на кураже», опережая все запланированные сроки. До нашей группы на высшей точке Афганистана побывала польская группа. Об этом свидетельствовал медальон с изображением А. Мицкевича в перевальной записке, упрятанной в каменный тур на вершине.

Начался нелёгкий спуск вниз.

Потому что спуск это всегда тяжёлое мероприятие, намного тяжелее набора. Решительность Чижика, во взятии вершины подарила группе пять лишних дней. В тот же день в базовом лагере собралась вся группа и отпраздновала успешное восхождение. Излишек раскладки мы оставили в мешках, привалив их камнями, весь мусор нещадно пожгли, и не теряя времени начали скатываться вниз. Предстояли долгие диалоги с обитателями афганского КПП, так как мы попадали в их странный график выходных при переходе границы. Погода благоприятствовала нашей концессии вплоть до 31 августа. Потом вдруг неожиданно начало моросить, небо стало хмуриться и погода словно подгоняла нас вниз. Но чем больше группа делала сброс по высоте, тем легче дышалось и шагалось.

Опасные участки тропы мы пролетели достаточно стремительно. Словно гора говорила нам: – «Вам дали насладиться победой, пора и честь знать!»

Перед выходом в Казидех, мы встали на небольшой удобной площадке на берегу реки, и решили переночевать, чтобы наутро выйти «в люди». По вечерам вокруг селения могло быть опасно. На обратном пути нас ждали приятные сюрпризы. Муродбек договорился о том, что нас, как дорогих гостей примет в Казидехе местный духовный лидер – Шо Лянгари. Смотреть на нас прибежали почти все обитатели близлежащих домов. Мы раздали детишкам остатки шоколада из раскладки, и они довольные, побежали по домам. Их родители приходили смотреть на русских по очереди. Мужчины, заходили, глядели и выходили. Женщины хихикали, глядя на нас через открытое окно.

А группа спала себе безмятежно.

По слову исследователей античных текстов, древнегреческое слово «агон» означает миг максимального умственного и физического напряжения, (например, во время погребальных состязаний, – состязаний в честь погибших воинов).

Всё-таки агон действие ритуальное и рассматривать его как некое спортивное мероприятия, – не вполне корректно. Наш зимний выход в горы афганского Бадахшана стал для меня символом такого агона. Пока мы добирались за визами в Хорог, докупали провиант и бензин, а потом караваном ехали в Ишкашим, в душах зрело предчуствие состязания с самым сложным противником, – с собой. Переход афганской границы и оформление пермитов в Султан-Ишкашиме, были для нашей группы уже привычным делом и тоже не пугало.

Древние люди любили говорить красиво, (вспомним речь Ахилла в собрании мужей, – его речь построена по всем канонам античной риторики, и даже швыряние жезла оземь, – тоже своеобразная фигура речи, вернее, знак гневного и презрительного окончания речи). Соответственно, – если уподобить бадахшанских мужей древним, и говорить размеренно, но лаконично, следя за своими эмоциями и жестикуляцией, можно добиться успеха в любых переговорах. В Лянгаре было холодно, и у духовного лидера провинции, – Пира Шо Лянгари мы жили, проводя дни в коротких перебежках между административными и полицейскими укреплёнными сараями и дуканами. Докупали шоколад, самосад мерзкий грязный бензин (для мультитопливной горелки). Организм ещё не включился в работу, и поэтому вся группа мёрзла на любом месте и ходила в пуховиках даже в натопленных помещениях. Пару дней мы «праздновали лодыря» потому что Санглич попытались захватить недружественные режиму группировки и ехать в Лянгар было нельзя. Когда мы ехали по горной дороге в сторону Лянгара, то различили звуки выстрелов. До последнего мозг каждого слышавшего сопротивлялся, отказываясь верить, что звуки хлопков, где-то вдалеке на периферии морозного пространства, – это выстрелы. Эта тревога не была агоном, – за рулём колесницы сидел человек из дома Шо Лянгари, и наши жизни целиком зависели от его навыков. Внутренне я весь сжался, сжал челюсти, так, что зубы заскрипели и оскалился. Время потекло очень медленно. Колесничий крутил головой, чуть ли не на триста шестьдесят градусов, как будто хотел углядеть стрелявших, (очень вредная привычка, – водитель должен следить за дорогой). Я сделал то, что умею делать очень хорошо, – высунул в окно камеру и нажал на кнопку «rec». Наш стратег заставил водителя продолжать движение. Голос у него был как у робота, – со стальными обертонами. Задача была простая, – ехать во что бы то не стало, не останавливаясь. Так было больше шансов не превратиться в мишень.