Ольга Овчинникова - Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Я уже перестала думать о нём, как ко мне подошла наша Аля:

– Там в холле хотят поговорить с тобой.

И эта фраза может значить всё, что угодно.

Выхожу. Женщина… улыбается… протягивает назначение… мой почерк… из-за пазухи бойким чёртиком высовывается моська котёнка, в ассиметричных глазах которого играет здоровое любопытство. С превеликим трудом узнаю в нём ночного смертника.

– Он что… – задаю вопрос на полнейшем автопилоте, – жи… вой?

– Да-да, живой, – женщина даже не обижается на столь бестактный вопрос. – Мы делали капельницы по вашему рецепту! Я приходила за препаратами, и дома их делала!

Смотрю на котёнка, как на привидение. Делать капельницы дома, без корректировки, было очень рискованно: одни судороги тогда чего стоили. Однако, факт налицо – он жив! И вполне себе бодр.

– Я пришла спросить, можно ли снять катетер?

Задумчиво киваю:

– Да, можно.

…Спасибо тебе, мордатый донор, за жизнь, за кровь…

Кот в переноске.

Жизнь – это чередование рождения и смерти.

– Проходите, – голос Али звучит странно.

В кабинет медленно заходит мужчина, который ставит на стол переноску, а сам садится на стул и молчит, глядя в точку прямо перед собой.

Аля вполголоса говорит мне:

– Так и не сказал, с чем пришёл.

Смотрю на переноску, тоже молча. В гнетущей тишине, наконец, раздаётся глухой голос мужчины:

– Кошка у меня. Ходит за мной, ходит… Плачет… Второй день… Как будто просит чего…

Ну, уже что-то. Открываю переноску. Оттуда осторожно выходит худенькая чёрная кошка с маленьким округлым животиком.

– Мяу! – говорит она и, принюхиваясь, начинает с любопытством разглядывать всё вокруг.

– Беременная?

– Наверное, – мужчина кивает и продолжает сидеть в сутулой позе, глядя устало и безнадёжно.

Обследую кошку. Температура слегка понижена – один из признаков наступающих родов. Аккуратно щупаю живот: кошка беспокойная, но не агрессивная – оглядывается, мяукает, топчется.

– Жена у меня… сгорела… – вдруг произносит мужчина таким голосом, что от него леденеет кровь, – прямо на глазах…

Пожар?

– Плитка потолочная загорелась… – продолжает говорить он всё так же, без интонации, – на неё упала… она и вспыхнула… как свечка…

Мурашки ужаса проносятся волной по позвоночнику. Мужчина замолкает, потом поднимает на меня смертельно уставшие глаза и добавляет:

– У нас пять кошек было. Все сбежали. Только вот эта одна осталась. Пять кошек. Жена их всех на улице подобрала.

Я не знаю, что отвечать, но, похоже, мужчина и не ждёт никакого ответа или сочувствия. Он не плачет, не жалуется, а просто констатирует то, что произошло.

Когда у человека горе, ему нужно только одно – слушатель. Это то малое, что жизненно необходимо каждому такому человеку: чтобы кто-то просто был рядом и выслушал, ничего не спрашивая, не комментируя. Только это, и всё, – не так уж и много, по сути.

…Мы УЗИм кошку всей сменой: стандартный совместный мозговой штурм по субботам. В животе обнаруживается один котёнок. Что ж. Когда плод только один, то с родами бывают проблемы из-за того, что в организме не вырабатывается достаточное количество нужных гормонов. Чаще всего плод гибнет внутриутробно, поэтому всем желающим рожать мы всегда говорим: незадолго до родов приходите считать количество ожидаемых детей!

По правилам количество приплода определяется на рентгене, так как на УЗИ легко ошибиться, но эта кошка настолько худая, что проблем с постановкой диагноза нет. Считаем частоту сердечных сокращений у плода – она критически низкая, и это – показание для кесарева. Возвращаемся в кабинет.

– Ей нужно делать кесарево сечение, – объявляю вердикт за всех. – Сама не родит.

Мужчина согласно кивает, продолжая сидеть во всё той же позе: сгорбившись и опустив голову.

Быстро подготавливаем кошку к операции: внутривенный катетер, капельница, бреем живот; в операционной гремят инструменты. Отпускаем владельца «гулять».

Перед кесаревым, главное – максимально подготовить роженицу так, чтобы между дачей наркоза и извлечением плода прошло как можно меньше времени. Иначе «раскачать» потом наркозного щенка или котёнка бывает проблематично. В нашем случае – тем более.

Девчонки забирают кошку на операцию, а я остаюсь в кабинете.

«Там и без тебя справятся, – уверяет внутренний голос. – Кесарево плюс обычная кастрация с удалением матки… ничего интересного».

Обрабатываю столы дезраствором, протираю их тряпкой.

Операционная на другом конце коридора, и мне слышно, как там пикает монитор, и шумит кислородный концентратор. Очень хочется посмотреть, что там происходит…

«Ты ж терапевт, типа… Дерматолог… Успокойся… – бубнит внутренний голос. – Не ходи, не мешай».

Через минуту я не выдерживаю, мою руки, надеваю перчатки и бегу в хирургию: никого же нет на приём! Я только одним глазком посмотрю! Ну, вдруг чо?

В операционной в этот момент на свет появляется мокрый чёрный котёнок, и его тут же вручают мне. Из рук в руки: плюх!

Дышать он не собирается. Быстро вытираю носик, промакиваю во рту и всю мордочку сухой марлевой салфеткой, растираю вялое тельце.

Раньше считалось, что новорождённых для стимуляции нужно перевернуть головой вниз и трясти – чтобы кровь прилила к мозгу и активировала дыхательный центр. Сейчас эта практика считается опасной и устаревшей: из-за хрупкого строения неоната 57 57 Неонат – новорождённый от момента рождения до двух-трёхнедельного возраста. , тряска может привести к повреждению головного мозга и последующему неврологическому дефициту; при таком положении из желудка выливается амниотическая жидкость, необходимая для дальнейшего формирования, и в том числе иммунной системы.

– Нафига ты его спасаешь? – спрашивают девчонки недоумённо.

Блин, я же не узнала, нужен ли мужчине этот котёнок. Но кошке-то он точно нужен! Я продолжаю растирать его со словами:

– Чёрт, забыла спросить: оставлять или нет. Сорри.

«Хоть бы он был нужен, что ли», – упрямая мысль бьётся в голове, пока я продолжаю тереть котёнка салфеткой. А то прям обидно будет.

Кошку в это время уже зашивают, мониторы пикают, оповещая о стабильности.

«Блин, и правда, что это я? Кому нужен лишний котёнок в деревне? Их же там топят», – очередная очевидная мысль приходит следующей.

Меняю салфетку на сухую и продолжаю тереть тельце, уже поднеся его к трубке, откуда льётся свежий кислород. Надо было спросить… Вот я дебил… А вдруг нужен?.. Ну, я ещё немножко потру, а там уж…