Ольга Овчинникова - Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Врач – это инструмент (Борис Аксельрод, анестезиолог).

В час ночи звонит телефон, трубку берёт Вероника. Мы в полудрёме, пытаемся спать, распластавшись на разобранном диване.

– Да, приезжайте, – говорит спокойно она.

Пока ещё диалог продолжается, спросонья и шёпотом спрашивают её:

– Что там?

– Кажется, ОРЖ, – так же шёпотом отвечает она, сделав «глаза».

Что? Чё-ё-ё-ёрт! Подскакиваю на метр – сон снимает, как рукой.

– Я не умею делать гастропексию! – шиплю я и отчаянно махаю руками. – Пускай едут в город!

Блин, блин, бли-и-ин! Что же делать? Вероника вешает трубку.

– Ну и что мы будем делать? – ору я уже в голос. – Кто будет оперировать? Кто там? Кто?

– Риджбек, – полным страдания голосом отвечает Вероника, на выдохе. – А что нужно было сказать? Они не успеют доехать до города со своим ОРЖ!

Да, она права: на ум приходит свежий случай с бордосом и его сочным некрозом желудка на фоне ОРЖ – они примчались быстро, и то не успели. Господи! Паника растёт в геометрической прогрессии.

Следующие три минуты я провожу крайне «продуктивно»: бегаю босиком по ординаторской и отчаянно матерюсь, спотыкаясь о разбросанные шлёпки.

– Надо вызвонить кого-нибудь из наших хирургов! – из стаи панических мыслей, пролетающих транзитом через голову, проявляется наконец одна умная.

– Точно! – восклицает Вероника, встрепенувшись.

– Так… – думать на волнении невозможно. Наливаю себе полстакана воды и щедро лью туда корвалол – рука трясётся. Выпиваю. Фу, гадость! – Давай так: они приезжают, смотрим, звоним хирургу… пока он едет – капельницу запилим, газы выпустим и желудок промоем.

– Да! Пойду марганцовочку разведу.

Кристаллы марганцовки могут прожечь слизистую оболочку желудка, поэтому да, разводить её нужно тщательно и лучше заранее.

В операционной готовлю аппарат для ингаляционного наркоза и закидываю кучу инструментов в дезинфицирующий раствор, чтобы к приезду хирурга всё было готово.

Не проходит и десяти минут, как в дверь звонят – это риджбек, и диагноз очевиден: ОРЖ.

– Мы вчера в другой клинике были, – объясняет мужчина, пока я пытаюсь научиться дышать нормально, – со вздутием. Дома он попил воды, и опять раздуло. Вернулись туда, ему снова промыли желудок, и отпустило. И вот он поел – и опять.

– Вероника, звони хирургу, – говорю я, с облегчением думая, что вот сейчас приедет Серёга и спасёт меня, но мужчина произносит:

– Только не надо резать. Он наркоз не переживёт.

– Почему Вы так думаете? – спрашиваю, скорее, для порядка. – Он, скорее, не переживёт последствия шока и некроза, который неизбежен при завороте желудка!

– Нет, операции не надо, – упрямый мужчина как будто меня не слышит. – Я уже вашим коллегам говорил и сейчас тоже отказываюсь. Давайте напишу расписку.

Ах вот почему такая эпопея у собаки! Даже распиской не напугать!

– А как же в клинике промывали желудок? Без наркоза?

Мужчина кивает. Вот те раз! Ситуация становится интересной.

– Ставить? – Вероника держит всё, необходимое для постановки внутривенного катетера: между пальцами рук во все стороны торчат ножницы, катетер, жгут, пластырь, флакон с антисептиком и кусок ваты.

– Да, давай, – задумчиво отвечаю ей: мысли мечутся в голове, как оголтелые курицы по маленькому деревенскому дворику.

Так. Состояние собаки: слизистые мертвенно-бледные. Шок прогрессирует, температура падает. Что ж… Буржуи же как-то делают промывание без наркоза! Как раз недавно смотрела про подобную технику в картинках. Воистину: что изучаю, то и проявляется в жизни! Тащу зонд и ведро.

Вот катетер стоит, подключаем капельницу для снятия шока – на всякий случай приматываю шланг от неё пластырем к собачьей лапе.

Так, дальше… Бобину с эластичным бинтом, которая защитит зонд от повреждения зубами, запихиваю собаке в рот и туго забинтовываю челюсти. Риджбек слегка офигевает от такой наглости, но молча терпит.

– Держи ему голову! – командую я Веронике.

В дырку бобины просовываю зонд, провожу до желудка, аккуратно вращаю его, пытаясь проникнуть внутрь – не идёт! Мощные челюсти жуют бинт, сплющивают его, но зонд дальше стоит, и это говорит о том, что желудок уже заворачивается. Что пипец. Полный, полный пипец!

– Не идёт! – в моём голосе столько же отчаяния, сколько газов в животе у риджбека!

Его продолжает дуть, втыкаю в бок кучу бранюлей, как это делал Серёжа: из желудка постепенно выходит газ, и вскоре живот заметно сдувается. Снова зондируем – не идёт. Лью воду в надежде, что на её фоне зонд всё-таки найдёт нужный вход, но она наполняет пищевод и начинает предсказуемо перетекать в трахею: собака закашливается. Интубировать-то и раздуть манжетку, чтобы туда не заливало, можно только на наркозной собаке!

– Господи, да соглашайтесь Вы уже на наркоз, он же умрёт! – кричу я в отчаянии.

Демонстрация мучительного процесса промывания желудка без наркоза очень красочна, а в моём голосе столько экспрессии, что мужчина не выдерживает.

– Ладно, давайте… наркоз, – говорит он раздражённо.

Ами-и-инь! Бегу в операционную, везу оттуда стол на колёсиках. Вместе с хозяином перекладываем собаку на стол, даём чуток наркоза внутривенно, – отчего собака с облегчением засыпает, – и укатываем в хирургию. Владелец отправляется ждать в холл.

Быстро интубируем. Даём газовый. Снова зондирую.

Господи, Господи, ну, пожалуйста, только не заворот, только не заворот!

– О-о-о! – мой победный возглас, преисполненный облегчения, разносится по коридору клиники. – Прошё-ё-ёл, славтехоспде!

Дальше происходит обливание марганцовочной водой всех участников: риджбека, Вероники и меня. Кувшином через воронку заливаются литры и литры воды, а обратно идёт коричневая из-за переваренной крови жижа и пучки зелёной травы, которой собака, очевидно, пыталась зажевать боль. Мы вливаем по два литра и затем опускаем шланг ниже уровня стола, в ведро, куда всё и выливается. За час вливания и обратного выливания жидкости через собаку проходит порядка сорока литров. Весит пёс почти пятьдесят килограммов, и под конец я поднимаю его переднюю часть уже с трудом. При этом приходится подпирать могучую голову коленкой и фиксировать воронку рукой. Параллельно струйно фигачит капельница.

Наконец, язык у собаки розовеет – наслаждаюсь его детским здоровым цветом. Вымываемая вода становится прозрачнее. Живот спадается, обозначаются выпирающие рёбра. Всё, справились.

Кислородим. Не знаю, как Вероника, но я совершенно мокрая – вся одежда, вплоть до носков и трусов – что совершенно не удивительно после подобной процедуры.