Ольга Овчинникова - Будни ветеринарного врача. Издание 2-е, исправленное и дополненное

Риджбек быстро просыпается: в этом и есть прелесть газового наркоза, самого, пожалуй, безопасного из всех. Пёс откашливает интубационную трубку, вытаскиваю её. Дрожит, приходит в себя.

Выкатываем его из операционной.

– Зови владельца, – устало прошу Веронику, пытаясь продумать грамотное назначение.

Мужчина заносит в кабинет большое покрывало, которое, видимо, принёс из машины, – стелет его на пол. Грузим на него полусонную собаку, и Вероника обкладывает её грелками.

Написать что-то умное в пять утра? Рекомендована… Гастроскопия? Зачёркиваю. Гастропексия… Стопудово будет гастрит. Некроз слизистой оболочки желудка. Возможен рецидив. Перечисляю препараты и рекомендации, и в это время мужчина удивлённо спрашивает, показывая на собаку:

– А почему у него голова мокрая? – в голосе звучит возмущение.

Чувак… Посмотри на нас. Если ты найдёшь сухое место на этой сырой тряпке, которая с утра была чистым халатом, то я сильно удивлюсь. Если ты заглянешь в хирургию, то увидишь залитый пол, который нам ещё предстоит отдраить. Мои трусы холодят жопу, а мокрая футболка прилипла к животу, в котором не было еды с обеда, и этой едой была дешёвая лапша! И ты ещё спрашиваешь, почему у твоей собаки мокрая голова? Сейчас… Сейчас я тебе отвечу… Медленно отрываюсь от написания назначения… Ручка, зажатая в руке, с громким хрустом ломается.

Вероника мгновенно оценивает ситуацию и опережает ответ словами:

– Я сейчас его высушу, – после чего хватает полотенце и начинает тщательно вытирать собаке голову. Её лучезарная улыбка, адресованная мужчине, успокоительно влияет и на меня.

Спасибо тебе, Вероничка… Что бы я без тебя делала?

* * *

Риджбек пришёл днём, на снятие катетера, и его хозяин вынес мне мозг вопросами. На этот раз они были про препарат, который назначается при запорах. Нет, ну хуже, конечно, от него не будет, но и эффекта особо ждать не стоило бы.

– Я же могу давать его постоянно? – видимо, мужчина до сих пор верит, что собаке можно обойтись без операции.

Тщательно изучаю наставление к препарату. Правило номер дцать: «В любой непонятной ситуации перечитай инструкцию», даже если она не имеет отношения к делу. Например, этот препарат, судя по инструкции, точно не имеет отношения к ОРЖ.

– Здесь такого нет, – высказываю своё предположение я. – Здесь курс вообще не указан; видимо, дают однократно.

– Значит, можно давать постоянно? – переспрашивает мужчина кажется у стены.

Удивлённо смотрю на него, повторяю громче и отчётливее:

– Я бы так не сказала.

– Хорошо, – кивает мужчина. – Подаю пару месяцев.

– Я бы не стала, – медленно произнося слова, оцениваю, насколько буду услышана в этот раз.

– Я понял, – отвечает он, но мне так совсем не кажется. – Хуже не будет точно.

– Видите ли, – продолжаю разговаривать я сама с собой, – Вы должны понять, что пока желудок не подшит, у собаки постоянно будут рецидивы ОРЖ. Это может закончиться летально.

Мы и в этот-то раз еле успели!

– Я понял, – снова отвечает он. – Так я подаю ему этот препарат?

Господи, мужик, да ты можешь давать своей собаке хоть говно куриное, но какого ху… дожника тогда ты тратишь моё время своими дурацкими вопросами? Прям демонстрация того, как человек слышит только то, что хочет, даже когда ему говорят прямо противоположное!

– Я не знаю, – сдаюсь и капитулирую, криво-косо запихивая инструкцию в коробку с препаратом.

Когда ты, наконец, согласишься на гастропексию, чувствую, наши хирурги откажутся оперировать. Ибо это вынос мозга ещё на стадии «здравствуйте».

Жизнь – это игра. Играй, но не заигрывайся.

«Немцы – они молодцы, у них всё чётко: никакой дружбы на работе. Они даже на вечеринках не встречаются – не положено. Абсолютное разграничение рабочей и личной жизни…» – так я размышляю над своим положением в коллективе.

Я меняла клиники одну за другой, – откуда-то уходила сама, откуда-то выгоняли с диагнозом «слишком умная», и в итоге осталась без работы. Плюнула, ушла в неквалифицированный труд, старательно пыталась забыть дозы препаратов и названия болезней, запихнув диплом куда подальше. Долги росли.

У меня был пакет сушёных яблок, заныченный с прошлого года в дальнем углу шкафа – их и ела. Потом яблоки закончились, и я пошла «сдаваться», сжимая в руке своё немногословное резюме.

Остаться оказалось несложно: коллектив был похож на одну большую семью. Вначале. Кроме того, место оказалось полным профессиональных открытий, и даже противоестественные для человеческого существования ночные дежурства дали неповторимый клинический опыт работы в экстремальных ситуациях за счёт смен с более опытными коллегами. Я мало что умела, когда только пришла, и куча теории в голове превышала практические навыки, – это несоответствие заставляло бесконечно давать советы, которые всех бесили. Меня бы тоже выбесило такое, но молчать было выше всяких сил. Я смогла умять своё самолюбие, только осознав, что клиника стала ведущей задолго до моего прихода и, уж конечно, без моего активного участия. Как они меня вытерпели – остаётся загадкой.

Теперь всё изменилось. Многие ушли.

…Сижу на балконе, и рядом стоит Ирка, которая курит. Помимо бесспорных общечеловеческих качеств в виде спокойствия, бесконфликтности и дружелюбия, она как-то умудряется одинаково мирно общаться со всеми, что совершенно для меня непостижимо. Блюсти врачебную этику – ещё куда ни шло, но общаться с тем, кто не нравится… Вот ей, похоже, нравятся все.

Вид жёлтых листьев, щедро устилающих дворик клиники, как-то незаметно и быстро сменился на низкие сугробы, которые под влиянием капризного климата вскоре превратятся в лужи, а те в свою очередь покроет ледок, рождающий гололедицу. Серую картинку будут разбавлять кратковременные снегопадики. Первый снег, как явление двухмесячной давности, я проспала.

– Так почему ты не идёшь? – спрашивает Ира между затяжками и выпуская дым так, чтобы он не попадал на меня.

Речь про новогодний корпоратив. Причём ответ она знает. На балконе обычно говорится то, что дальше него никуда не выносится, и всё же я отвечаю крайне расплывчато. Отшучиваюсь:

– Напьюсь ещё. Драться полезу…

– Смотри, заставят в Новый год дежурить, – предрекает Ира то очевидное, что и случится согласно правилу: кто не бухает, тот и работает.

В прошлом году во время дежурства был пипец – ломились пьяные, обдолбанные и неадекватные, причём без животных.

– Юрьевна, а скажи ещё: почему ты ушла из предыдущей клиники? – Ира часто задаёт неудобные вопросы, и это один из них.

– Ну… – говорю, запнувшись на слове. – Не ушла, а выперли в один день. Сказала, не подумав.