Александр Кваченюк-Борецкий - Русский сценарий для Голливуда. Библиотека приключений. Том 2

© Александр Эдуардович Кваченюк-Борецкий, 2022

ISBN 978-5-4483-3490-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Почти за месяц пребывания в Москве Джек Скотт с удовольствием посетил многие из ее достопримечательностей. Он побывал в «Третьяковской галерее». Его буквально восхитило необозримое многообразие полотен, роскошная колоритность и величавость исторически достоверных образов, художественно правдивых пейзажей. Портреты царей, полководцев, румяных крестьянских барышень и утонченных светских львиц, гениальных ученых, художников и писателей. Лиричность Левитана, неподражаемость Бородина, волшебство и магнетизм Васнецова, выразительность Репина были для него до того очевидны, что, будто бы, во сне он переходил из зала в зал, казалось, навсегда потеряв точное представление о времени. Но в особенности Джека до глубины души потрясли картины о природе. Широта полей, словно сорвав с полотна невидимый занавес, открывала необъятные дали, необыкновенно прозрачные и, вместе с тем таинственные. Их неиссякаемый свет привлекал к себе с неистовой силой. Проливаясь в душу, он, как будто бы, обещал тому, кто, наполняясь до краев восторгом от соприкосновения с прекрасным, становился частью его, все счастье и все богатства мира!.. И, вместе с тем, не обещал ничего. Он представлялся восхитительной загадкой, которую никогда и никому не дано было разгадать, поскольку эта загадка таила в себе то, что лежало на поверхности земли и рассеивалось в ее атмосфере. По мнению Джека феномен очарования заключался во всём, чем жили и дышали люди этой страны, и, частью чего, являлись сами. И, как все необъяснимое, это казалось сверхъестественным и потому не имело цены! Джек был наверху блаженства. Он смотрел на темный лес, синие реки, извивающиеся ленты дорог, которые исчезали за краем земли, и мысленно следовал по ним. Он не понимал, почему русское искусство возымело над ним такую безраздельную власть. Скотт наслаждался им, и его жажда этого подлинного очарования, настоящего праздника для сердца и глаз, была столь велика, что не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Как потерянный, он бродил то возле «МХАТа», то у «Ленкома», то близ кассы «Малого театра», так как билеты на спектакли были распроданы заранее, в надежде купить у кого-нибудь лишний, заплатив за него две, а то и три цены. На деньги он не скупился, и поэтому двери театров гостеприимно распахивались перед Джеком.

Чаще Скотту доставалась ложа. Но иногда по счастливой случайности попадался и партер. Он плохо понимал русский язык, но то, что происходило на сцене, в значительной мере восполняло незнание многих слов. Собственно говоря, даже не это было главным. Все его внимание, прежде всего, было сосредоточено на самих актерах, одетых в отменные характерные костюмы. Декорации выглядели так естественно, как будто бы и не являлись ими, а были единым целым с тем великолепием, которое воссоздавали герои на сцене. Но важнее всего Джеку казалось то, что в театре, конечно же, присутствовал в большинстве своем умный и всепонимающий зритель. Молодой человек буквально растворился в театральной среде и, дыша ее воздухом, ощущал себя на чрезвычайном подъеме. Возможно, оттого, что в его жилах тоже текла русская кровь, он, как губка, жадно впитывал в себя все новые и новые впечатления. Джек нуждался в них точно так же, как в почве под ногами и небе над головой, как в отце, матери, братьях, сестрах и любимой девушке. По-видимому, с самого рождения в его душе зияла некая пустота. И не заполнив ее в той мере, в какой требовали этого его пытливый ум и восприимчивое ко всему прекрасному сердце, он никогда не стал бы до конца счастливым. И, какой бы долгий срок судьба не отмерила Джеку, и как бы разумно, с несомненной пользой для себя и других, он не распорядился им, без поездки на Родину своих предков, он всегда ощущал бы себя несправедливо обделенным. Вряд ли, он вполне осознавал свое неукротимое стремление к тому, чтобы, хоть немного, приобщиться к быту и культуре тех, кто были его дедом и прадедом. Но, видимо, их беспокойная кровь не напрасно струилась в его жилах. Она властно требовала своего, и Джек инстинктивно подчинился тем настойчивым желаниям, которые, едва он очутился там, где давно мечтал побывать, тотчас завладели им целиком и полностью…

В то самое время, как Джек Скотт разгуливал по Москве, полной грудью вдыхая тот самый озон, хмельной дух которого долгое время будоражил его воображение, Джейн Смит благополучно приземлилась в «Шереметьево»… Как и было заранее условлено с гостьей из-за кордона, держа оранжевый кейс в руке, Северков встречал ее, стоя на выходе из здания аэропорта. Сразу же после того, как расстался с депутатом Ковалевым, он отправился в Шереметьево. От него сильно разило спиртным. Но Игорь Максимович ничуть не беспокоился о том, какое впечатление он произведет на Джейн Смит. Северков и соотечественниц не слишком-то жаловал, в том смысле, что всех баб считал круглыми дурами, способными лишь без конца красоваться перед зеркалом да часами трепать языком с близкими подругами. Американку он заранее презирал за то, что она каким-то непонятным образом ввязалась в мужицкое дело. «И, с чего это ей, американке, стало вдруг что-то известно о залежах золота в далекой Сибири? – напрасно задавался вопросом Игорь Максимович. – И, вообще, какое она имела к этому отношение?» Но те, кто руководил операцией, возложили на него важное поручение, и ему лишь оставалось, не ударив в грязь лицом, выполнить его в интересах общего дела, как и полагалось, со всей ответственностью, которой, конечно же, ректору крупного ВУЗа страны было не занимать.

– Здравствуйте! – на чисто русском языке сказала очень хорошо одетая немолодая, но довольно приятной внешности женщина, протянув Северкову руку.

На вид Игорь Максимович дал бы ей немногим больше сорока лет.

– Хау ду ю ду! – с холодной иронией в голосе ответил он.

Больше за все время совместного путешествия они не обмолвились ни единым словом. Перекочевав из Шереметьево в Домодедово, и, пройдя в зал ожидания, новые знакомые присели на скамейку, чтобы очередным рейсом улететь за тысячи верст от столицы, в город, со всех сторон окруженный мятежным морем тайги.

Джейн Смит краем глаза с чисто женским любопытством наблюдала за Северковым. Но его внешность, поведение и одежда, какую носили миллионы российских граждан, мало, о чем говорили ей. Высокомерный взгляд серых щучьих глаз, полное невнимание к ее особе, почти равнодушие, черный костюм, ослепительно белая рубашка и темный галстук – этого было достаточно, чтобы она почувствовала в Северкове казенного человека.