Александр Кичигин - Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие

– Конечно, Вика, – послышались со всех сторон одобрительные возгласы, – мы все здесь будущее студенческое братство!

И парень снова сел на место, но ненадолго. Когда гитара перешла к Люде, а затем к Колосову для исполнения известных коллективных песен, он снова, не привлекая общего внимания, приблизился к Санину и тихонько предложил:

– Пойдем, выйдем?

– Пойдем, – предчувствуя недоброе, но боясь прослыть трусом, согласился Артем, который уже успел проанализировать нехитрую связь между девушкой на колене и незнакомым парнем.

Под общий шум, исчезновения ребят никто не заметил, разве что Вика, которая значения этому не придала, хотя и с кислой миной покинула место своего пребывания.

– Может, вдоль Клязьмы прогуляемся? – предложил парень. – Красивые места!

– Прогуляемся, – согласился Артем.

– У меня здесь дача на берегу. А учусь я не в МИТИ, а в Бауманском [10]. Слышал о таком училище?

– Нет, – осторожно отвечал Санин, – я не местный.

– А откуда?

– Из Курской области. Город Миловежск, слышал о таком?

– Теперь, да.

– Далеко?

– Километров пятьсот отсюда.

– Далековато. А вот моя дача. Зайдем?

– Может, в другой раз? – все больше удивлялся Санин.

– Ну да, в такую прекрасную погоду лучше на Клязьму полюбоваться. А за ней лес и дачи американского посольства. Я просто хотел показать, где я живу, чтобы ты смог в любое время прийти, когда захочешь. Мои двери для тебя всегда открыты.

– А как же Вика? – совсем сбитый с толку решил, наконец, разобраться в происходящем Артем.

– Какая Вика? – совершенно искренне наморщил лоб Шулаков. – Ах, Вика! Причем тут Вика? Меня ты вообще-то интересуешь. Как композитор, поэт, гитарист. Знаешь, я ведь тоже стихи пишу. У меня что-то вроде Высоцкого получается, наверное, потому, что я его очень люблю. А вот на гитаре научиться как-то не пришлось… Говорят, он на трех аккордах свои песни исполняет. Ты бы смог мне их показать, ну, и вообще поучить хотя бы немного…

– Трех маловато будет, – без тени снисхождения пояснил Санин, – особенно для Высоцкого. На трех аккордах разве что блатняк сбацать получится, да и то примитивный.

– А сколько нужно? – расстроился Юра.

– Ну, пять-шесть хотя бы.

– Шутишь?

– Почти нет. Когда начнем учебу, сам увидишь. Но лучше, конечно, побольше.

– Значит согласен?

– Почему бы и нет! Мне это даже интересно. А что за училище и далеко ли отсюда?

– Высшее техническое имени Баумана. В центре Москвы находится. Метро Бауманское знаешь?

– Значит солидное училище, раз в самом центре. И кого готовит?

– Тоже инженеров, но в космической отрасли.

– Ничего себе! Космонавтов что ли? – пошутил Санин.

– Инженеров на уровне космонавтов, – серьезно ответил Шулаков, – впрочем, это не важно. Стихи мои не хочешь послушать?

– Сейчас? Конечно, хочу!

И Юра, моментально превратившись в саму серьезность, хотя в глазах и блистали лукавые нотки, действительно в стиле Высоцкого почти запел, в точности копируя известный с хрипотцой голос:

– «Ох, тоска моя!

Лихомань-судьба,

Ты заборов своих понаставила:

То в хмелю бредешь,

Молча брагу пьешь,

То как сыч орешь,

Или баб трясешь…»

****************

И далее следовало описание разгульной и никчемной жизни молодого современника, олицетворять которого с автором Санин бы поостерегся, ибо видел перед собой личность, хоть и оригинальную, но далеко не непутевую, явно не глупую и, наверняка, обладающую самобытным талантом. А заканчивалось стихотворение-песня такими словами:

«Нужно тихо жить,

Нужно воду пить,

Видеть только дорогу пологую…

Но туман густой

Затмит разум мой

И мешает идти той дорогою».

– Ну, как? – откашлявшись, чтобы вернуться к своему природному голосу, сразу же поинтересовался Шулаков.

– Мне понравилось, – честно признался Санин, – и действительно очень похоже на Владимира Семеновича. Я ведь тоже многие его песни пытаюсь петь, только своим голосом. «Баньку», к примеру…

– О, это моя любимая! – воодушевился Юра и, моментально вжившись в образ, не забывая менять голос, прохрипел с надрывом. – «А на левой груди профиль Сталина, а на правой – Маринка в анфас…» А еще хочу спеть под гитару «О, где был я вчера – не найти днем с огнем…» Научишь?

– О чем речь! Когда начнем?

– Ну, ты пока готовься, поступай в институт, а там я тебя найду. Дача знаешь теперь где… Я до осени на юга решил рвануть, видишь ли, а потом и свидимся.

– Мне бы главное поступить, – погрустнел Санин, – а уж песен мы с тобой вдоволь напоем.

– Не боись, поступишь, – успокоил Шулаков, – это не то учебное заведение, чтобы сверхъестественными премудростями обладать. Я каждый год наблюдаю за вашими студентами, потому что привлекает их раскованность и беспечность. Не то, что у нас в Бауманке, где половина шизиков на почве науки. Да и девчонок здесь симпатичных полно, а главное – без комплексов. Только в пьянки-гулянки сильно не ударяйся – ничего не хочу плохого сказать про кавказцев, они ребята достойные и друзья отличные, но у них часто все здесь схвачено, а ты можешь рассчитывать только на себя.

– В каком смысле?

– В смысле на свои знания и мозги. У тебя ведь папа не замминистра случайно?

– Нет. А у них кто?

– Тоже никто, но, как у Владимира Семеновича «…у них денег куры не клюют, а у нас на водку не хватает!»

– Я уже заметил, что в Москве принято говорить загадками, – надулся Артем.

– А лучше это делать всегда и везде! – полушутя посоветовал Шулаков. – Впрочем, не воспринимай близко к сердцу – всегда оставайся самим собой. И люди к тебе потянутся. Пойдем, провожу до общаги!

Посетив на следующий день вместе с Сергеем подготовительные курсы, Санин воочию убедился, что ему они, по крайней мере, не нужны. Имея за плечами неплохую школьную подготовку по математике и физике, спасибо честным и талантливым учителям, он решил, что попросту зря потратит время. Существующий в то время всесоюзный эксперимент позволял при поступлении в вуз, при наличии не ниже 4,75 баллов успеваемости в школе сдать всего два первых экзамена, при условии получения не ниже 9 баллов. Если же на первых двух экзаменах абитуриент не набирал их количество, то сдавал, как и все еще два. Первыми были математика письменно и математика устно. Далее следовали физика устно и сочинение. Как правило, учащиеся склонные к точным наукам более всего боялись сочинения, ибо, как известно, вундеркинды-всезнайки в природе попадаются редко. Поэтому, как и все поступающие, имеющие льготный бал, в том числе и Санин, надеялись, что им удастся проскочить на первых двух. Вот он и налегал весь выпускной класс на математику, а когда в качестве перестраховки родители приставили ему репетитора из числа вузовских профессоров по указанному предмету, тот через пару занятий даже не стал тратить на него время, заверив, что в этом нет необходимости.