Александр Кичигин - Счастливое время романтиков. СССР. Москва. Общежитие

Не меньше минуты прапорщик, кряхтя и потея, подбирал слова, до крайности забавляя взводного, пока, наконец, не выдал достаточно логичное на своем уровне объяснение:

– У нас в армии считается, если солдат пьяный – это плохо, а старшина – хорошо!

Кстати, в тот вечер мы неплохо посидели дома у замполита за стаканом легкого коктейля, без проблем сняли угол у местной сердобольной бабули, а на следующий день невеста уехала в Москву.

Месяца два после этого случая Касторский меня не трогал, но со временем отношения наши снова почему-то испортились. Он вообще не очень-то жаловал солдат с высшим образованием, а моя дружба с замполитом и вовсе приводила его в бешенство. Однажды на учениях, когда мы в составе отделения ехали на открытом бронетранспортере, он даже умудрился бросить мне под ноги взрывпакет с горящим фитилем в надежде, что я со страха наложу в штаны. Не желая доставить ему такого удовольствия, я нарочно поднял его и держал до тех пор, пока фитиль не догорел до конца, после чего только выбросил наружу, и он взорвался в воздухе.

– Все равно не представляю, как слюнявый студент Санин, будущий командир, сможет поднять людей в атаку, – пытаясь скрыть досаду, сквозь зубы прошипел Касторский.

Были у прапорщика в роте и любимчики, которых он всячески опекал и лелеял. Ими, как правило, оказывались хлопцы, призванные из соседних областей, родители которых довольно часто приезжали и всячески «подмазывали» старшину роты свежими домашними продуктами и, главное, – крепкими спиртными напитками. Таких курсантов он старался редко ставить в наряды, частенько отпускал за территорию части и даже неформально обращался по именам, в то время как имен бойцов первого взвода, бывших студентов, он, казалось, даже не знал. Приехавшая снова за месяц до окончания учебки моя девушка в этот раз уже по своей инициативе привезла целых две бутылки водки и одну дорогого хорошего вина. Одна, естественно, попала старшине, другую я прикопал в укромном месте на территории части, чтобы позже угостить друзей, а вино предназначалось замполиту, который принять подарок отказался, снова угостив нас легким алкогольным коктейлем, сделанным по своему особому рецепту. Когда мы возвращались в часть после недельного увольнения, щедро подаренного добрым командиром взвода, девушка неожиданно вспомнила про эту бутылку и настоятельно потребовала не брать ее с собою в часть, боясь, что я обязательно напьюсь и нарвусь на большие неприятности. Я спорил, доказывая, что не такой уж и простофиля (к этому сроку службы мы уже научились пить аккуратно, не попадаясь на глаза командирам), а затем, окончательно разозлившись, бросил злосчастную бутылку далеко вниз с высокого снежного холма к реке, чтобы прекратить зарождающуюся ссору. (Сколько народу после этого долго лопатило снег на холме, когда я, промежду прочим, рассказал сослуживцам об этом! Но бутылку так и не нашли. А может, кто и нашел, но не признался?)

Спрятанную горилку, как принято было называть водку в тех местах, выпить с друзьями никак не получалось. Помня о последнем «магарыче», Касторский особо мне не досаждал, но каким-то природным чутьем пьяницы, по-видимому, догадывался, что у меня что-то должно быть припрятано после отъезда невесты, поэтому в один из вечеров, когда я долго не мог смениться с наряда дневального по роте, позвал меня в каптёрку. Там же находился один из его доверенных сержантов, а на столе стоял запечатанный посылочный ящик.

– Видишь, Санин, посылку? Это от нашего общего знакомого курсанта Борисова, который моими стараниями находится в отпуске у себя дома в Калининграде. Посылка запечатана, но я знаю, что там находится соленая рыба, потому что его родители выслали ее для меня еще до его отъезда. Я хочу вскрыть ее в твоем присутствии и при сержанте Бутко, чтобы вы убедились в этом. А если там находится что-то кроме этого для самого Борисова, то мы трогать не будем и сохраним до его приезда. Ты понял?

Я сказал, что понял. Когда открыли посылку, то мы увидели, что она действительно доверху наполнена аппетитной соленой рыбой, а кроме того на дне покоились четыре банки хорошего импортного пива.

– Ну и дураки же люди! – искренне возмутился прапорщик. – Этих ссак и у нас полно! Лучше бы доброй калининградской горилки положили. Надеюсь, ты понимаешь, Санин, что пиво тоже мне предназначено?

– Ясное дело, – ответил за двоих сержант, непроизвольно проглотив слюну, – что за рыба без пива!

– Но горилка все равно лучше, – возразил прапорщик, – тем более что рыбёха вона какая жирная! А пивом разве что «полирнуть» потом… Верно я говорю, Санин?

Я хоть так и не считал, но, естественно, согласился.

– Где бы теперь горилки взять? – озабоченно сокрушался Касторский, хитровато на меня поглядывая. Проявляй смекалку, Санин. Настал твой звездный час!

– Будет вам горилка, – пришлось мне раскошелиться, понимая, что и вправду эта подачка уже навсегда поможет мне избавиться от козней проходимца, – через пятнадцать минут.

– Вот это по-нашему! Настоящий солдат! – восторженно воскликнул старшина роты. – Давай, ждем тебя здесь, но чтобы ни одна сволочь…

Когда я принес бутылку, старшина роты и вовсе расцвел от удовольствия:

– Все, Санин, теперь ты находишься под моим покровительством! Ни в какую заграницу не поедешь – в учебке сержантом останешься. Нам такие хлопцы позарез нужны. Бутко, разливай на троих. Бери рыбу и пей, Санин, не стесняйся!

– Товарищ прапорщик, я ведь наряд еще не сдал…

– Я за тебя сдам, – отмахнулся Касторский, – пей!

Из-за непредсказуемой обстановки, в которой пришлось выпивать, водка перекрыла дыхание так, что я вынужден был лихорадочно отбивать спазм сочной соленой рыбой, на что Касторский снисходительно заметил:

– Ничего, будешь дружить со мной, пойдет как молоко для младенца. А теперь иди отдыхать и не светись в роте.

– И что, после этого ты все равно загремел сюда? – нетерпеливо перебил Литовченко. – А, понимаю, получив расположение старшины роты, ты потерял его в лице замполита или еще кого повыше? И вообще не понимаю, как могла водка стать поперек горла у такого закаленного студента как ты? Насколько я знаю…

– Ты прав, дружище, но только насчет водки. Приходилось пить и не в таких условиях даже в той же учебке. А вот насчет расположения все не так-то просто. Думаю, старшина по-прежнему ненавидел меня и никоим образом не желал видеть в своей роте образованного сержанта, да еще и склонного к справедливости. Представляешь, как бы он со мной намучился? Но тогда я поверил ему, тем более что до самого отъезда он меня больше не трогал, а напротив закрывал глаза на любые даже серьезные, по его мнению, проступки.