Сергей Овчинников - Фея

Зайдя в класс и не обращая ни на кого внимания, он прошел к парте, на которую Маша уже выкладывала нехитрые принадлежности: пенал, линейку, тетради.

– Как зовут директора? – бросив портфель, шепнул он ей на ухо. Маша отстранилась, оглянулась на народ:

– Ты чего?! Совсем, что ли?

Павел смотрел в красивые, чуть косящие глаза.

– Я вопрос задал. Просто ответь. Тихо. Я потом все объясню.

– Полина Ульяновна. Шматько.

– Спасибо, – он резко встал и, не оглядываясь, вышел. Полкан. Как же он забыл. Маленькая, сухая как мумия женщина, злая, словно мелкий бесхвостый терьер, что когда-то жил у них.

Это чмо боялись все окрестные дворовые псы. Когда у них в доме были посторонние, это злобное мелкое говно приходилось запирать в туалет, где он, царапая двери, даже не лаял – орал, пока гости не уходили. Марсик, бля… Слава богу, однажды, погнавшись на улице за каким-то поджавшим хвост кабысдохом, он не вернулся. Мама с папой долго ходили по окрестным дворам со своим: «Марсик-Марсик!», и Павел каждый раз в душе радовался, когда они возвращались ни с чем.

Коротко стукнув, распахнул двери, вошел, огляделся. Кабинет как кабинет. Снизу до середины стены, деревянные панели. Т-образный стол посередине с рядами стульев, шкаф-стенка, забитый папками с книгами. Не хватало только монитора на столе. Женщина, поливающая из графина цветы на подоконнике, обернулась.

– Доброе утро, Полина Ульяновна! – бодро отрапортовал Павел, улыбаясь, будто только что вышедший за ворота тюрьмы зек, глупо и искренне. Графин в ее руке замер, а на лице застыло выражение изумления, но уже с признаками возмущения.

– Олейников моя фамилия. Вы же в курсе про вчерашнее. Вот. Пришел, – уселся Павел за стол. Надо отдать должное старой служаке. Она быстро пришла в себя. Поставила графин на стол, обошла его, нависла над сидящим и заглянула в глаза. Павел, улыбаясь, выдержал взгляд, заставляющий исчезать из школьных коридоров даже учителей. Медленно повернувшись, женщина прошла к своему директорскому креслу, уселась и задумчиво уставилась на наглого сопляка.

– Я не знаю, кто ты, мальчик, но ты не мальчик, – озадаченно произнесла она.

– Рад вашей проницательности, – мило улыбаясь, ответил Павел. – Я не создам вам проблем, если, конечно, мы сейчас придем к компромиссу. Уверяю вас, что вскоре вы будете гордиться тем, что в вашей школе учится Павел Олейников. Единственная просьба. Обуздайте эту националистку Ираиду Тарасовну. Она реально уже достала своей ненавистью к освобожденным от украинского.

«Проницательность, компромисс, националистка, реально, достала». Мальчик на другом конце стола бросал в нее почти незнакомые ей слова с таким спокойным видом, что ей казалось, будто она на ковре у начальника гороно, распекающего ее за квартальные показатели успеваемости и отсутствие медалей на олимпиадах.

– Надеюсь, мы договорились, – Павел встал. – И еще. Если вы сейчас не поняли чего-то и захотите проявить свою власть в отношении меня, расстроить моих родителей, имейте в виду, что ваша жизнь после этого тоже не будет прежней.

Усохшая на своем стуле Полина Ульяновна вздрогнула от звука закрывшейся двери. Еще долго она смотрела куда-то сквозь графин, потом оглядела кабинет, подошла к окну, заглянула в колодец двора. Вернулась к столу, подумав, сняла трубку и крутнула диск.

– Слушаю, – моментально отозвался низким басом другой конец провода.

– Алексей Павлович? Это Шматько.

– Я знаю.

– Вы просили… если что-то… непонятные вещи…

– Я помню.

– Я, конечно, может, преувеличиваю… – она уже пожалела, что решилась позвонить. – В общем…

– Вы правильно сделали, что обратились ко мне, Полина Ульяновна. Через час жду вас у себя. Возьмите паспорт, покажете на проходной, пропуск будет готов.

Она не на шутку испугалась. Что она ему скажет? Что испугалась, заглянув тринадцатилетнему мальчику в глаза? Что ей показалось, что мальчик совсем не мальчик? Что он ведет себя странно, говорит как взрослый и непонятными словами? Если в дурку не упекут, то с должности точно снимут.

– Ты чего на тренировке не был вчера? Владимир Романович просил узнать, – какой-то пацан цапнул Павла за рукав, едва он выскочил в коридор.

– Какая тренировка? Ты кто? – не сразу сообразил Павел.

Дима Першин. Активист, отличник, на год старше, будущий комсорг и, видимо, партийный деятель был к тому же и главной спортивной надеждой города. Его успехи в боксе не соответствовали ни его возрасту, ни внешности. С виду не супермен, но творил чудеса. Каждый раз, глядя, как он работает на ринге, Павел удивлялся тому, как этот нескладный парень легко двигается, уходит от ударов и стремительно атакует. Сам он уже который год выходил на ринг лишь затем, чтобы получить очередных пиздюлей. Уже в конце первого раунда задыхался, а огромные перчатки становились гирями на тонких ручках.

– Приболел я, – на ходу слепил он. – Завтра буду.

«Секция еще эта, блин…» – с тоской вспоминал он, идя по коридору, набитому одноцветными детьми. Девочки кучковались у окон, тихо обсуждая свое девичье. Мальчики, которые не бесились, стояли рядами, согнувшись над подоконниками, списывая домашку с отобранной у какого-нибудь ботана тетрадки. Некоторые стояли парами и, высунув языки, трясли сложенными коробочкой руками:

– Орел? Решка?

– Решка! – кричал тот, перед носом которого трясли. Коробочка раскрывалась и они считали монеты. Решку забирал кричавший, орел – трясущий. Лас-Вегас отдыхает. Но в основной массе синие пиджаки с мятыми, свернутыми набок галстуками все-таки просто бегали по коридору и пинали друг друга под жопу.

Сев рядом с Машей в полупустом классе, Павел достал дневник, раскрыл на последней странице. Математика, русский, литература, география, история.

– Украинского нету сегодня, что ли?

– Нету. Ты где был? – уставилась она ему в переносицу. – Что с тобой происходит, Паш?

– Хорошо все, – улыбнулся Павел и машинально, подчиняясь настроению, приобнял ее за плечи. – А теперь еще лучше будет.

– Ты чего?! – вскочила она, оттолкнув. – Что это такое?!

Зрачки выпученных глаз расширились, как у кошки. Румянец залил лицо.

– Маш… я не… – Павел обернулся. Несколько оставшихся в классе девочек и парочка ботанов во все глаза пялились в их сторону.

– Сядь! – тихо сказал он, поднимаясь со стула. – Сядь на место и не ори.

Девочка, открывшая было рот для следующей гневной тирады, медленно опустилась.

– Паша, ты чего?.. Грубишь всем. Разговариваешь странно. А сейчас вообще уже… руки распускаешь.

– Я по-дружески.

«Какой же чистый мир был, – глядя в эти испуганные глаза, думал Павел. – Мы действительно все просрали, Юра».