Татьяна Кузнецова - Светлая печаль

– Господин, представьте, что Лира Михайловна сказала мне в обед отвести вас в сад. А я…

– Марс, мы пойдём в сад?!

Слуге стало даже жаль разочаровывать эти засверкавшие глаза, но он не мог врать.

– Нет, я же сказал: представьте. Так вот я должен был отвести вас в сад, но мне не хотелось стоять под горячим солнышком, поэтому я сказал вам, что в сад вам запретили идти…

Марс хотел продолжить историю и подвести её к нужному вопросу, но Андрей остановился и, с изумлением раскинув ручки, воскликнул:

– Но так ведь нельзя!

– Разве? А почему? – Марс понял, что верно создал ситуацию.

– Я же расстроюсь, когда узнаю. Мне… мне, наверное, будет грустно и обидно.

– Господин, но если Лира Михайловна и леди Руслана узнают о том, что вы им соврали и на самом деле не хотели разговаривать с гостьей, разве они не будут чувствовать обиду и грусть?

– Будут. Похоже, мой поступок был нехорошим. Но, Марс, я не хочу общаться с Русланой. Она странно ведёт себя. То подбегает ко мне и начинает так обнимать меня, что дышать тяжело, а потом тут же отпускает и убегает к Лире Михайловне.

– Я могу вам посоветовать рассказать Лире Михайловне свои мысли относительно визитов Русланы. Но только не лгите, не врите и не обманывайте. Правда иногда бывает нехорошей, обидной, но ложь и обман всегда приносят боль.

Марс понимал и видел больше Андрея. Руслана почти всё время визита старалась быть в поле зрения тётушки Лиры. Она сидела с взрослыми за чаем, ходила подле них, когда они собирались у камина или в галерее. Если же её отсылали к Андрею, то Руслана пристально следила, чтобы, когда взгляд Лиры Михайловны задерживался на них, стиснуть мальчика в своих руках или бессмысленно засмеяться, смотря на него холодными, странно выгоревшими, бесцветными глазами.

Бывало, что Руслана, как должно это ребёнку, засматривалась на игры Эгольда и Андрея. Но тогда к ней тут же подбегала её мать, леди Лузе, и что-то быстро шептала на ухо. Девочка вздрагивала, даже пугалась, и через минуту подбегала к тётушке Лире. Она, элегантно вскидывая руки, обнимала полные плечи родственницы и, смотря слишком живыми глазами, громко так, чтобы слышали все гости, говорила:

– Тётушка Лира, помните, я вам недавно пела романс? Мне кажется, что было бы чудесно, если бы я пела его с Андреем.

Певица осторожно улыбалась, кивала головой, но старалась найти глазами Андрея, чтобы отослать племянницу к нему.

Да, совершенно не таких друзей Марс желал своему господину. Он ничего не имел против их происхождения, возраста и навыков, но он желал, чтобы молодой господин мог равняться на них, чтобы ему были в радость, а не в муку часы с ними. Но как говорят люди: если жизнь даёт тебе лимоны, делай из них лимонад.

Так проходили эти недели. Они были до безумия однообразны: каждый день был таким же, как и предыдущий. Мальчик быстро привык к ним и откровенно скучал. На уроках был вялым, учителям приходилось вытягивать из него ответы клещами. За обедами, зная, что наставница не примет участия в разговоре, Андрей неохотно ел, косясь на окно или на Марса. Оживлялся он лишь на фехтовании, где он получал возможность двигаться и смеяться.

Вообще мальчик веселел и расцветал только к вечеру. Он жадно ждал того момента, когда Марс сядет подле его кровати и, превратившись в волшебника, рассказчика, раскроет перед ним целый прекрасный неведомый мир, который существовал только для него. Марс видел, что его господин одарён фантазией, поэтому, хотя и не мог видеть этот безграничный мир в комнате, но старался подробнее и красочнее рисовать для него словами. Ему самому нравилось рассказывать истории, легенды и сказки, ему нравилось делиться с этим юным слушателем тем, что его восхищало. Ему доставляло удовольствие рисовать узоры из слов, нравилось играть голосом, убаюкивая господина. Это счастливое спящее лицо приносило ощущение хорошо выполненного долга и спокойствия в душу мужчины.

Однажды Марс рассказал Андрею историю о лётчике и принце. Мальчик, который обычно слушал всё молча, в этот раз внезапно откинулся с подушек и взволнованно спросил:

– Марс, а лётчик ведь щедрый?

Слуга понял, что его господин говорит об их разговоре в день знакомства.

– Конечно, и он, и принц, и лис, и даже роза щедрые. Одни делились заботой, другие знаниями, и все они делились любовью и дружбой.

– Ты говорил, что у них какое-то странное сердце? Какое оно?

– Это сложно объяснить, мой господин. Вы устали, вам пора спать. Давайте завтра вечером, я объясню вам, что такое хрупкое сердце. Но только если сейчас вы ляжете и уснёте.

Мальчик послушался. Марс посидел ещё немного, дожидаясь, когда светлые ресницы перестанут сильно дрожать на закрытых темноватых веках. Он взял канделябр и вышел из комнаты. Возле его двери ждал уже привычный поднос с ужином. Он выяснил, что еду ему оставляла и приносила кухарка. Её трогало, что Марс первый из слуг с такой ответственностью и заботой подошёл к юному господину, забывая про собственные нужды. Мужчина пытался уверить её, что всё нормально и оставлять ужин для него не стоит, но всё равно еженощно поднос оказывался у двери.

На следующий день всё было как обычно. Марс разбудил, собрал и сопроводил господина к завтраку. Отстоял за стулом Андрея во время уроков, а после отправился с ним в зал для занятий пением. Господин был чем-то взбудоражен всё это время. Давно уже слуга не замечал за ним такого в учебное время. За завтраком взволнованные глаза мальчика несколько раз обращались к Лире Михайловне, робеющий ротик несколько раз раскрывался, словно хотел что-то сказать. Но так ничего и не говорил, зная, что в это время к нему глухи. Перед занятием пения Марс еле поспевал за окрылённым чем-то господином. Перед тем, как пройти сквозь огромные двери в зал с чёрным роялем и Лирой Михайловной, Андрей остановился в коридоре, мерцающем от пылинок, освещённых в воздухе квадратными лучами солнца. Он обернулся на свою тень, на своего слугу, и улыбнулся ему немного робко, словно ища ободрения, но очень открыто. Марс ответил спокойной уверенной улыбкой и кивнул на дверь.

Мальчик вошёл. Лира Михайловна уже нервно сложила руки: она не любила, когда к её времени относились пренебрежительно. Андрей остановился возле наставницы. Все знали, кто что должен делать: Андрей смиренно ждал, Марс снимал с него жилет, пианист хрустел перстами, а Лира Михайловна нетерпеливо, словно кошка хвостом, стучала носком туфли о паркет.

Наконец, Марс удалился, перекинув жилеточку через руку. Он встал у стенки, расслабился и даже закрыл глаза, готовясь наслаждаться чудесным голосом. Но резко открыл их, когда звуки пианино оборвались после первых острых нот. Андрей что-то говорил. Из-за того, что говорил он негромко, а голос его множился в большой зале, слуга не мог ничего понять.