Михаил Баженов - Happy hour

Достав шариковую ручку, я написал на салфетке все восемь вспомнившихся мне «яо». Так: «ранняя смерть» явно не годится, «дьявол, демон, монстр» – тем более, «кусать, рвать» – тоже, вроде, не совсем… Ага! Вот «стих, баллада» куда лучше, а это и совсем классно – «мягкая благодарность»… А какой «лин» сюда подойдёт лучше всего?

Я даже забыл о пиве, увлёкшись головоломной игрой в иероглифы, ставшей когда-то одним из любимых моих занятий. По моему глубокому убеждению, иероглифы – это письменность будущего: в них заложена не только невероятная смысловая ёмкость, но и внешняя поэтическая красота – они способны придавать написанным фразам и стихам особую, трёхмерную глубину.

Меня весьма забавляло одно время модное среди эстетствующих особ увлечение «восточной поэзией». Как-то ещё в далёкие курсантские годы на одной из вечеринок московской золотой молодёжи в предолимпийской Москве студентка журфака МГУ, закатывая глаза и небрежно теребя пальцами мой бритый затылок, упоённо цитировала мне прочитанного ею где-то Ли Бо 13 13 Ли Бо – величайший китайский поэт эпохи Тан, символизирующей золотой век поэзии Китая. Многие литературоведы называют его «китайским Пушкиным». Поэт утонул в нетрезвом виде, пытаясь извлечь из реки отражение луны. (Любопытно его пророческое стихотворение «Пьянствуя наедине с луной») , китайского поэта 8-го века, почему-то называя его «ши» японским словом «хайку»:

Вдруг северный снег, прилетевший из облачной мглы,

преследуя ветер, унёсся за берег морской…

Окончилась белая песня – я снова одна в тишине. 14 14 перевод Ахматовой или Гитовича из цикла (кажется) «Песни осеннего берега» (а может «Путешествие при северном ветре»? )

– Чувствуешь, какой ритм в этом «хайку»? – с низкими придыханиями спрашивала меня будущая журналистка-международница, когда мы, куря на двоих одну болгарскую «Стюардессу», сидели на перилах балкона «сталинского» дома где-то на Большой Дорогомиловской. Из комнаты доносился ритмичный перезвон «Арабесок» и дикие визги танцующих. – А ты можешь произнести, как это звучит по-китайски?

Так как Ли Бо мы на 2-м курсе ещё не проходили, я, не задумываясь, бодро продекламировал ей какой-то рифмованный лозунг из цитатника Мао Цзэдуна. Она ещё самозабвеннее закатила глаза: – Бля, да это прямо Ахматова! Ты ваще чувствуешь, какая тут офигеннейшая глубина образа?!

Однако в процессе борьбы с неизвестной конструкцией застёжки её лифчика мне было не до философствований, и я, каюсь, так и не объяснил ей, что красота китайских стихов – совсем не в звучании, и даже не столько в их глубинном смысле, сколько в выразительности начертания. Китайцы воспринимают и любят поэзию исключительно глазами (что, впрочем, не так уж и удивительно, приняв во внимание крайнюю неблагозвучность их языка).

Величайшие поэты Восточной Азии слыли прежде всего мастерами каллиграфии. Искусство красивого письма там всегда было по меньшей мере равноценно лучшим произведениям живописи. Существует огромное множество музеев, скучнейших с точки зрения европейца, где все стены увешаны бумажными и шёлковыми свитками, испещрёнными письменами различных размеров, стилей и периодов. Загипнотизированные азиаты бродят между ними в немом благоговейном почтении, порой надолго застывая перед одним-единственным, небрежно намалёванным знаком. 15 15 Неимоверная любовь китайцев к Мао Цзэдуну объясняется помимо прочего ещё и тем, что он был отменным каллиграфом, а это, в глазах китайцев – неоспоримый, божественный признак избранности. Кстати, заглавие центральной газеты Китая «Жэньминь Жибао» – творение его руки:

Не могу похвастать исчерпывающе глубоким проникновением в тайники китайской души, но ценить красоту и дух изящно или смело начертанного иероглифа я всё же постепенно выучился.

Мои многочасовые упражнения с кистью и тушью одно время даже вселили в меня дерзкую надежду стать одним из избранных, умеющих облечь в графическую форму не только смысл, но и мистическую ауру, веками окутывающую древние пиктограммы, тем более, что все мои китайские друзья, вежливо склоняя головы, в один голос уверяли, будто моя писанина – чуть ли не вершина каллиграфического мастерства.

Однако когда с огромным трудом (после совместного поглощения невероятного количества «пидзю» 16 16 «пидзю» – пиво (кит.) ) мне всё же удалось добиться от одного из них искреннего мнения, я с несколько уязвлённым самолюбием выяснил, что «написано очень красиво, ну замечательно красиво!… вот только чересчур уж старательно, словно ребёнком… или иностранцем». Увы, всех нюансов вдохновенного полёта китайской кисти белому человеку, видимо, не постичь никогда…

Чтобы поскорее разобраться с загадкой имени Яо Лин Яо я залпом опорожнил остающиеся полкружки. Не успела кружка опуститься на стол, как она уже стояла передо мной на коленях с новой банкой.

– Какой из этих «яо» твой? – спросил я, показывая на покрытую иероглифами салфетку.

Она аккуратно налила пиво, поклонилась и встала. – Извините, но нам нельзя разговаривать с посетителями на личные темы. «Яо Лин Яо» – это мой номер, – пряча улыбку, всё же добавила она, указав на свою левую «синичку», где блеснул незамеченный мною жетон с цифрами «101». 17 17 «яо лин яо» – 101 (кит.)

Мне внезапно стало смешно: какой же я болван! Битые полчаса подбирал фамильные иероглифы с тайным смыслом, не сообразив, что это всего-навсего порядковый номер 101!

Продолжая посмеиваться, я взял салфетку и написал на ней: «Яо Лин Яо – пиао лиан де хао», что означало: «номер 101 – очень красивая». Или «красивый»? В любом случае полная ахинея!

Она, тем не менее, краем глаза с любопытством следила за моими манипуляциями. Когда я отодвинул в сторону исписанную салфетку и взялся за кружку, она незаметным движением убрала салфетку со стола. Я расстроенно вытянул губы: вот она, судьба произведений искусства! Вспомнился почему-то Высоцкий: «я писал ей стихи на снегу, на снегу – к сожалению тают снега…».

Интересно, а что выйдет если выразить это по-китайски, пришло мне в голову после знатного глотка. Поставив кружку, я потянулся было за другой салфеткой, но тут заметил прямо перед собой блокнот с лежащей на нём хорошей перьевой авторучкой. Я с удивлением взглянул на неё – какая сообразительная девочка! Она с невозмутимым выражением лица стояла за спинкой моего дивана, сложив руки за спиной.

Я задумчиво взял ручку. Так, так…! «Я написал на снегу прекрасные иероглифы, но снег, к сожалению, растаял…» – Высоцкий на китайском выглядел странновато, но весьма выразительно. Не хуже Ли Бо или даже Ду Фу. 18 18 ещё один «китайский Пушкин» (поэт 8-го века н.э., эпоха Тан)