Лука Люблин - Дом на краю земли

Старая, деревянная лачуга стояла у замерзшего озера, откуда из-под прозрачного льда светилась голубизной спокойная вода. Домик располагался у края земли, дальше позади него шли бесконечные хвойные леса, куда не проникал никакого рода свет. В зимнюю, холодную ночь дом был подсвечен синим цветом благодаря излучению озерной воды и длинному, полупрозрачному сиянию с небосвода. Снегопад не переставал идти и поднял слой снега на земле уже до колена, только в месте, где открывалась входная дверь в дом, земля была обнажена и покрыта исключительно легким белым слоем. Из этой скрипучей двери вышел молодой человек, лет 17, одетый максимально под суровую нынешнюю погоду: шерстяная шапка с ушками была туга натянута на голову, массивная, меховая куртка держала в тепле основную часть его тело, а за низ были ответственны болоневые, широкие штаны и старые валенки, доставшиеся еще от покойного деда и до сих пор используемые. Дмитрий Флидерин вышел в таком затепленном наряде на улицу по наставлению отца пойти и проверить всеми уже забытый хлев, где как три с лишним года не было ни одной живой скотины. Отцу взбрело это в голову после пробуждения ото сна, где ему привиделась страшная сцена, о которой он самостоятельно расскажет впоследствии. Флидерин медленно, поднимая еле-еле тяжелые ноги в снегу, направлялся к деревянному, почти полностью крытому хлеву, только в конце, в правом, верхнем углу был пробит потолок и из этой дыры поступал синий свет. Появилась она еще за долго до рождения отца Флидерина, которому рассказал историю его дед: „Ну, я честно без понятия и… и… Вроде бы, раньше у моего батька было ружье, вот… Так он в новогоднюю ночь, пошел вот сюда-то встал в угол, позади коровки, кажется Маруси или черт его знает, правда не помню… Постареешь, потом поймешь что такое проблемы с памятью… Так вот, он встал позади Маруськи и как стрельнул раз: бах! – все животные встрепенулись, начали издавать непонятные, глухие мычания; потом второй раз: бах! – и все были направлены вверх… Какая-то часть крыши даже на головку ему упала, но мужик он сильный, даже не шевельнулся, да и бухой был…“ – звучала эта история не сказать что очень правдоподобно для отца Флидерина, но она являлась единственной версий, поэтому приходилось довольствоваться тем что было.

Флидерин с большим трудом смог открыть тяжелые, затхлые ворота хлева. Его встретила темнота и запах сырости в загоне. Все стойла пустовали, только где-то в углу были рассыпаны уже старые, почерневшие стебли и листья растений. Весь пол состоял из грязи, в которую Флидерин неприятно ступал с каждым шагом.

«Да уж… ну и зачем я сюда пришел? – думал он без раздражения или злобы, осматривая внимательно загон. – Вроде все как есть, ничего не изменилось.»

Ему в голову лезли разные картинки, где он дорисовывал сам в стойла разный скот, представлял как мог бы выглядеть этот загон пять, десять лет назад. Вдоволь удовлетворив свои желания, фантазии, он поспешил вернуться обратно к отцу и успокоить бедного старика, переживающего нервные тики. Как только Флидерин закрыл загон, опустив большую доску, соединяющую две части ворот, он заметил вдалеке, прищурившись, силуэт какого-то юноши, направляющегося в его сторону. Флидерин не был сам по себе труслив, поэтому спокойно и с некоторым любопытством пошел к нему навстречу: с каждым шагом силуэт прорисовывался все лучше и лучше, бывшие пиксели обретали гладкие, узнаваемые формы – в итоге он узнал своего одноклассника, самого близкого товарища из класса Владимира Труского. Труский был одет не так тепло как свой друг и по его дрожанию тела можно было понять, что он об этом жалел. Флидерин был удивлен, увидеть тут своего товарища и начал в голове перебирать возможные причины его нахождения. Толком не успев ни о чем подумать, Труский с широченной улыбкой крикнул другу:

– Ну, что, брат, принимай гостей.

Флидерин пожал ему руку и попросил быть потише, дабы не потревожить и так неспокойного отца.

– А что с ним? Заболел? – спросил он с той же энергии, но уже тише и с большей учтивостью.

– Нет, вроде здоровый, просто он поспал днем плохо, теперь сидит весь нервный… Сказал мне проверить хлев, непонятно для чего. – Флидерин не хотел сухо отвечать жизнерадостному другу на его вопросы, правда появлением Труского он не был доволен, все из-за состояния отца, который не встретит друга сына с должным радушием.

– Ну, вообще, у твоего отца есть проблемы, типо с нервами, реально. Надо ему быть спокойнее, без беспокойств сидеть у себя в дому на чиле напротив теплой печки. Бросать туда дрова, ветки деревьев – прекрасно же!

– Ты так хочешь жить?

– Нет конечно, но вам-то нравится. Да и что-то в этом есть…

Флидерин понимал, что давно пора пустить Труского к себе домой погреться и все равно оттягивал этот неизбежный момент. Труский приехал к нему на автобусе: конечная остановка находилась в десяти минутах ходьбы от дома Флидерина. Казалось остановка это была сделана исключительно для Флидерина, потому что на конечной практически никто никогда не выходил, кроме школьников ищущих разных новых интересных мест и приключений на свою голову. Сколько раз бы не был Труский в этой местности, его всегда привлекала эта отшельническая атмосфера, полное уединение с природой, где от цивилизации осталась только дорога и единственная остановка позади. Бредя по этому бесконечному белому потоку снега, где осколками блестели частички снежных бриллиантов, он вдыхал в себя всю морозную, леденящую тишину, так его привлекающую, что он не смел сам издавать лишних мешающих звуков. Идя по этому пути даже его единственная зависимость в виде телефона не отвлекала – вплоть до дома Флидерина он ни разу не доставал смартфон из кармана. Никакие уведомления не могли ему заменить того невероятного опыта, забытого многими людьми. Правда уже дома у друга он сразу же упирался глазами в экран телефона, но и те несколько минут уединения с природой играли свою роль.

Как только Флидерин пустил друга внутрь, первое что Труский увидел перед собой были усталые, при этом горящие глаза отца, которому потребовалось некоторое время чтобы узнать товарища сына.

– А, привет, дорогой! – он крепко пожал ему руку, медленно отходя от замешательства.

– Здравствуйте! —поприветствовал его Труский с характерно вечной улыбкой.

Отец Флидерина высоко ценил его жизнерадостность и искренне ею восхищался, однако любил и добавлять, что зачастую эта вечная улыбка не вызывала в нем добрых, теплых эмоций. Он воспринимал это как за очевидное и понятное лицемерие, наружную маску, за которой может и не скрывался ужасный парень, но человек старающийся сразу расположить к себе любого ради собственных целей.