Юрий Семёнов - Медовые перчинки

В другой раз Босса увели внаглую. Пьяный в стельку Колька не шевелил усами, и усы не шевелились бы, если бы не храп – монотонный, выворачивающий всё и вся. Увёл Колькин собутыльник после двух бутылок водки, поманив несъеденным куском колбасы. Босс соблазнился, как голодный на падаль, как шакал на зловонную дичь, после чего выть было уже бесполезно. Чужой ошейник плотно захлопнул двери свободы. Он оказался в ловушке. Выбраться из неё самостоятельно было ему не под силу.

Гошка готов был бежать за Боссом, нюхать, облизывать, делиться любимой косточкой, всем на свете, но только быть рядом, дышать его шерстью, теплотой тела – огромного и бесстрашного.

И снова были поиски. Искала (или делала вид, что ищет) вся милиция, а нашла хозяйка, вернее, та самая интуиция женского сердца.

Из машины Босс выползал задом, надеясь, что его позора никто не заметит. Ему было очень стыдно. Казалось, отпал хвост и в трубочку свернулись уши. Но все за него радовались, особенно Гошка, чей лай зычно и с особой торжественностью оповещал окрестности.

– Привет, друган! – радостно лаял Гошка, и его счастью не было предела.

– Как же, давно не виделись, – ласково прорычал Босс и, не обращая ни на кого внимания, принялся жадно лакать воду.

Настал решающий день первенства города по выводке. Босса тренировали заранее. Тренировали каждодневно, упорно – на «апорт». Труднее всего было ходить на привязи и выполнять команду «к ноге». Он, совершенно свободный, к этому не привык и поначалу злобно огрызался. Однако кинолог был неумолим и безжалостен: не подчиниться такому – остаться без обеда, а может быть, и без ужина.

Столько собак, сколько было на выставке, он никогда не видел. Встречались лохматые шибздики, придавить одной лапой которых особого труда не составляло. Где-то пробегала ровня, но какая-то безликая и глупая. Рычали, пугая прохожих, азиаты. Смелые ребята, не более.

– С ними можно побороться, – прикинул Босс и ринулся вперёд.

Завоевать первое место в своей группе особого труда не составило. Хозяева хлопали, не жалея рук.

– Босс, молодец! Так держать! Ты лучший! – кричали они, и грудь пса наполнялась силой последней схватки.

Начались финальные игры – племенной смотр и выводка отделения «бест». Босс стартовал в кругу последним. Он шёл уверенно, гордо перебирая лапами. К середине отрезка их фактически оставалось двое – старая кляча азиатка, народившая кучу чемпионов в собачьих боях, и он – единственный и неповторимый в своем роде.

– Мамаша, уступи дорогу молодым, – взывал он, наступая азиатке на хвост.

– Соплякам? Никогда. У меня дети постарше будут. Можешь и схлопотать, – отрыгивала впереди идущая мамаша, её ноги постепенно заплетались.

– Пусть только попробуют. Уж за себя я постоять сумею, – рычал Босс.

Болельщики взывали к справедливости.

– Босс! Босс! Босс! – скандировали они, и у судей не оставалось выбора, хотя старая азиатка была из их роду-племени.

К концу соревнования Босс уверенно лидировал и заслуженно воссел на вершине пьедестала с лавровым венком победителя на груди. Ликованию его хозяев не было предела. Они радостно теребили его уши, холку, хлопали по спине и совали в рот разные вкусности. Босс сдержанно всё пережёвывал, не обращая ни на кого внимания. Вдруг его взгляд выхватил из толпы маленького внука хозяев Ромку – такого же сильного и красивого, как он.

– С ним бы в разведку я пошёл, – подумал он и легко запрыгнул в машину.

Трусцой пробежали месяцы. Однажды в дом для вязки привели суку Фрэди. Молодая немка с плохими задними ногами была элитной нюхачкой и чувствовала наркотик за версту. Босс ухаживал за дамой, как настоящий кавалер. Но немку под его грузным телом каждый раз косило, и ритуал обнюхивания приходилось начинать снова и снова. Друг Гошка и здесь не оставался в стороне. Он брал Фрэди с ходу, демонстративно показывая, какой он прыткий. Боссу это не нравилось: он злился, рычал и легонько покусывал своего друга за шею. Но не гнал, а так, просил не мешать, и только. А всё потому, что они бесконечно любили и уважали друг друга и никакая сука раздором между ними стать не могла.

Разная весовая категория друзей не мешала им составлять одно целое. Стоило одному начать – другого не остановишь: никакими «фу», «стоять», «пошёл» и прочими командами. В момент ярости глаза Босса наливались кровью. Он видел перед собой только одну цель, с которой надо было посчитаться, да так, чтобы его запомнили на всю жизнь. Никого и ничего больше для него в ту минуту не существовало.

Именно так Босс поступил со своим бывшим знакомым, когда-то работавшим на стройке. Его звали Жасур. Каждый год хозяин привозил его бригаду на лето к себе, и они крепко дружили. Жасур всегда оставлял ему косточки пожирнее и помясистее, а благодарный Босс спал у него под кроватью и охранял, да так, что муха рядом не пролетит.

Обида пришла внезапно. Как-то Жасур оттолкнул его от стола, а через час сел в машину и уехал, забыв на прощание потрепать за ухо. Простить этого Босс не смог. Весь год он жил обидой, пока Жасур не появился снова в каких-то дурацких синих шортах. Воспоминания и боль нахлынули одновременно, они подступили к горлу и вырвались наружу, инстинкт отомстить был неуправляем. Брызги крови, клочья тряпья, глубокие раны на теле – это всё, что осталось на поле брани. Укусы потом долго ныли и не заживали. Босса отрывали от извивавшегося Жасура всем миром. Но он разжал пасть только тогда, когда понял, что обидчик получил своё сполна. Теперь он был удовлетворён и больше в сторону Жасура никогда не смотрел. А если их взгляды нечаянно пересекались, в его глазах было столько ненависти и злобы, что не приведи господь оказаться ему в ту минуту свободным от цепи или вольера.

Однажды Босса оставили в доме за старшего, а Гошку – за его помощника. Спустя час спокойный антураж стал настраивать на минорный лад, а потому сытые от пуза друганы, выставив локаторы, сладко отвалились в тенёчке. Странные шорохи Гошка, как всегда, услышал первым и сразу залился колокольчиком. Набат Босса мощно сотряс округу, когда на заборе появилась омерзительная фигура незнакомого человека с палкой в руке. Вздыбленная шерсть героя мгновенно превратилась в ершистый шар. Ему хватило всего нескольких прыжков, чтобы приблизиться к врагу, но последний, к несчастью, оказался роковым. Неожиданно глаза Босса рассыпали искры, голову обожгла нестерпимая боль. Мозг перестал соображать, лапы наотрез отказались с ним сотрудничать. Он тяжело рухнул на землю с открытой пастью. Язык вывалился. Сквозь заволакивающую глаза кровь Босс неподвижно наблюдал, как трусливо завизжал и куда-то спрятался Гошка; как нагло орудовал незнакомец, перекидывая через забор всё, что получше; как пришли хозяева, долго над ним мороковали, а затем осторожно перетащили в вольер, подложив под голову что-то тёплое и мягкое.