Наталья Богатырёва - Постепенное приближение. Хроники четвёртой власти

Мужчины относились к приготовлениям супруг со снисходительным пониманием, что для ощущения праздника именно она, быть может, и является главной составляющей. Они, тоже франтовато одетые, спокойно сидели в креслах, дабы не мешать озабоченным дамам, и потягивали из хрусталя дорогой коньячок, приберегаемый специально для столь торжественных случаев.

И вот наряженные и надушенные красотки были готовы к осуществлению культурной программы, к подъезду подкатывали такси, и семейство направлялась к месту развлечений, оставив уже сонных малышей на попечение соседей.

Заканчивался день изысканным ужином-фуршетом, на котором под тот же благостный коньячок шло обсуждение просмотренного или услышанного. Никакого жирного горячего, никаких лишних возлияний. Мужчины, конечно, закусили бы чем-нибудь и посущественнее, но для этого требовалось дождаться 9 марта.

Давно это было… С тех пор мама овдовела, дочь перешла в разряд бывших жён, а Сашка ещё не настолько подрос, чтобы стать полноценным кавалером. Традиция прервалась. Поздравив маму накануне, сидит сегодня Лариса одна в доме, где и жалкой веточки мимозы не сыскать. Вернин в такие даты не балует подружек подарками и цветочками – он свято исполняет супружеский ритуал. А больше у неё и нет источников мужского внимания. Можно бы пойти в редакцию на традиционный весёлый междусобойчик, богатый и на цветы, и на презенты, но последние неурядицы с публикацией о Кротовых отбили охоту веселиться в кругу коллег. Благодаря Ниткину всем стало известно и о ЧП с почти сорванным номером, и о разносе, учинённом Тришем.

И вот вместо вечернего платья и шпилек – домашние тапочки да видавшая виды футболка. Телевизор молотит что-то разухабистое, а на душе у неудачницы Лебедевой кошки скребут. Прав, сто раз прав зануда Триш: нет в её работе стабильности и равномерности. Вечно увлекается одним и запускает другое. В одни материалы – как, к примеру, эта бомба про Крота, – она вцепляется мёртвой хваткой, думает о них день и ночь. Ищет интересные формы подачи, шлифует слог, подбирает цитаты. А другие, которые называет «проходными», и написать порой ленится, тянет сдачу до последнего срока, до Лизеттиного окрика. Ничего с собой не может поделать, если не вдохновляют её отчёты о разной партийно-хозяйственной белиберде.

А начальству плевать на её вдохновение, ему знаки подавай. Кто, наподобие Таньки Смешляевой, знаков выдаёт много и вовремя, тот и герой. А что газета забивается скучнятиной и преснятиной, что читатель покупает их «Обоз», чтобы селёдку завернуть – то дело десятое, и мало кого волнует!

Нет, Лариска, никого не интересуют твои творческие потуги, не стать тебе, видно, уважаемым журналистом, имеющим право писать то, к чему душа лежит. Не выбиться в новые Аграновские…

Раньше она любила хозяйственные темы – в те времена, когда на производствах всё вертелось-крутилось, делалось большое и важное дело. Но теперь почти все заводы и фабрики позакрывались, народ бросился в торгашество, подался в челноки, живет жизнью, мало подходящей для живописания в газете.

Лариса вспомнила недавний эпизод, рассказанный одним из посетителей редакции. На большом заводе ввиду отсутствия работы кадровый состав распустили в неоплачиваемые отпуска – до перемен к лучшему. Начальство в это время обивало пороги министерств и ведомств, хлопоча о заказах. И вот, наконец, хороший госзаказ был получен. Директор собрал общезаводской митинг, где радостно и объявил долгожданную новость. Опять приступаем к работе на полные смены – говорит. А народ ему в ответ: нет, благодетель ты наш, теперь нас на полную неделю и калачом не заманишь, у тебя вкалывать можем от силы 2-3 дня, да и то смотря по оплате. А остальное время – извиняй! – у каждого расписано: кто в автосервисе трудится, кто на извозе пристроился, кто в торговле деньгу зашибает, или ещё где. Расплылся, растворился в перестроечном болоте некогда могучий рабочий класс, не с кем директору престижный госзаказ выполнять…

Такая теперь жизнь. И темы газетные такие же – выморочные, ненатуральные какие-то. Потому и писать скучно. И мается опальный корреспондент Лебедева в этой информационной духоте. Может, пора работу менять?

В этом есть здравое зерно… По образованию она инженер, пусть и трудилась по специальности всего несколько месяцев – сначала сидела в декрете, Сашку на свет производила, потом после пары публикаций её взяли «подснежником» в заводскую многотиражку. «Подснежниками» в ту пору называли персонал, который числился в одном месте, а реально трудился в другом. «Подснежниками» были игроки спортивных команд, певцы-танцоры из разных музыкальных ансамблей, и, конечно же, партийно-профсоюзные функционеры. Она тоже затесалась в газету «подснежником» из своего конструкторского отдела.

Потом чуть было не попала в МГУ. Лида Коростина, пробивная сотрудница «Прибориста», где начинала писать Лариса, постоянно внештатно подрабатывала в городской молодёжной газете. Лариса как-то попросила и её ввести в «молодёжку». Редактор отдела, не возлагая на новенькую особых надежд, все же дала тему о молодых специалистах – на пробу. Эту тему газета уже мусолила на протяжении нескольких выпусков, обставляя в виде читательских писем. Писем, конечно, никто в редакцию не писал, газетчики сами по очереди сочиняли их от имени вымышленных граждан. Тема шла натужно, и нужно было «дискуссию» завершать. Ларисе предложили сделать последний аккорд. Она и сделала: рассказала историю молодого специалиста, инициативу которого постоянно затирали и который совсем разочаровался в творчестве. Рукопись несколько раз переделывалась, но через пять дней материал лежал на столе «молодёжки».

Историю напечатали почти без сокращений и правок. А после этого в редакцию посыпались письма, живые, горячие, взволнованные: читателей тронул Ларисин рассказ. Последний аккорд вылился в цепь новых публикаций.

Потом было ещё несколько тем, тоже вызвавших читательский отклик. А потом Ларису пригласила к себе Е. Г. Вешкина, главный редактор «Юности Зауралья», и предложила по особой квоте поехать учиться в МГУ на два года. Там набирался специальный курс для журналистов, имеющих за плечами не журфак, а другой вуз. На город было выделено два места.

Об этаком везении Лариса и в снах мечтать не могла. Однако её порыв разбился о тривиальный быт. Учиться нужно было с полным отрывом от дома. А папа уже сильно прибаливал, мама неотлучно сидела при нём. Муж аж затрясся от страха, что останется без неё с малышом Сашкой. Свекровь тоже особой поддержки не обещала. Получалось, что оставить ребёнка было не на кого. И Лариса, проплакав в подушку не одну ночь, отказалась от второго высшего образования в главном университете страны, от диплома, сулившего дальние перспективы.