Евгений Еременко - Записки питерской алкашни

Закрепив страховочную нить на одной из радиальных, он медленно стал спускаться вниз, попутно продлевая паутину посредством собственного веса. Он точно вымерял направление и оказался на уровне лба двуногого, за все это время так и не поменявшего позы. Продумать заранее собственную речь он, естественно, не догадался, поэтому ляпнул первое, что пришло на ум.

– Служу человечеству! – рявкнул он как мог громко, по паучьим меркам, приложив лапку к педипальпам и мерно покачиваясь из стороны в сторону.

Сначала, вроде – бы, ничего не произошло. Потом существо подняло на него глаза. Они, в смысле глаза, и без того выпученные и напряжённые, теперь вовсе полезли из орбит. Ворота Смерти гулко ухнули, звук был чем-то похож на тот, когда в них угодил Иннокентий, только в сотни раз мощнее. Паукоголовое издало протяжный вой, запрыгнуло на белый бачок, располагавшийся позади Врат и, замахав руками, вжалось в стену. Орать существо не перестало даже когда Лёня, повинуясь первобытным инстинктам, от страха сделал то, что обычно делают все пауки – кругопряды, когда чувствуют, что приближается неминуемый пиздец – поджал лапки и полетел на холодный кафель, теперь уже надеясь только на удачу.

Ручка двери судорожно задергалась.

– Нина, что с тобой? – послышался голос, приятно низкий и неприятно мощный, – открой дверь!

Человечица перестала выть и проорала ну очень страшным голосом :

– Я не могуууу!!! – причитало двуногое, вжимаясь ещё глубже в стену, – здесь эта тварь! Сашенькаааа!!! Я щас сдохну!!!

Сашенька, судя по всему, её услышал и решил, что его самку убивают. Дверь застонала под тяжёлыми ударами, и Лёня понял, что если он так и будет тут лежать, то все то же самое этот человек проделает уже с ним, а может и ещё чего похуже. Восьмилапый ломанулся в самый пыльный и тёмный угол за унитазом, где находился туалетный ершик и что-то ещё, иногда фырчащее и производящее на свет сортирный какой-то дивный аромат. Юркнув за ершик, Лёня вновь съежился. Ему хотелось сжаться до размеров молекулы, чтобы свирепые люди не смогли его разглядеть и отомстить. За что отомстить, правда, он вообще не понимал, но не надо было иметь человеческий мозг, чтобы понять намерения людские.

Дверь, судя по звуку, подалась и рухнула, отколов попутно добротный кусок раковины. Лёня выглянул из своего убежища.

Сашенька стоял красный, потный, раздувал ноздри и бешено вращал глазами. Одного взгляда на эту машину убийства было достаточно, чтобы все догадки сразу подтвердились.

– Кто?! – рявкнул человек каким-то совсем уж страшным голосом, – где?!

– Вон!!! – дрожащим пальцем человечица ткнула в место леонидова приземления, промахнувшись при этом чуть ли не на полметра.

– Что? – не понял человек, вглядываясь в указанное ему место.

– Паук, что! – чуть не плача выдавила из себя Нина, ещё сильнее поджимая под себя ноги.

Сашенька почесал в затылке. Картина вырисовывалась действительно убийственная, наверняка даже для него. Выдранная с мясом дверь, разбитая раковина, паук, судя по крикам, бывший никак не меньше собаки, но ныне благополучно исчезнувший, и баба без трусов, восседающая на сливном бачке. Иероним Босх бы, наверное, при виде такого, пришёл в неописуемый восторг.

– Ты че, дура? – спросил Саша, печально подсчитывая в уме стоимость нанесенного ущерба.

– Да ты сам идиот! – парировала Нина, злобно прищуриваясь, – пока ты эту тварь не поймаешь, я отсюда слезать даже и не подумаю! Это – целый тарантул, нет, птицеед! По-любому птицеед, я таких видела по телеку!

Потом, будто сменив гнев на милость, протянула жалобно :

– Ну Саааш! Убей его, я боююююсь!

Саша тяжело вздохнул и принялся шарить по тёмным углам туалета. Лёня, понимая, что бежать некуда, обречённо наблюдал, как человек, медленно, но верно, в своих поисках подбирается к нему. Он чётко осозновал, что из сложившейся ситуации у него, собственно, выхода всего два – через пару мгновений он навеки останется в виде сочной лепешки на этом самом кафеле, либо сообразит убраться куда-то ещё. В роли нормального убежища не виделось вообще ничего, кроме каких – то тряпок в углу, и, не имея времени на раздумья, он равнул к ним и зарылся поглубже в ту, что была мягкая, но вся в каких-то чудных, дырявых узорах. Как раз вовремя, потому что через секунду он услышал звук опрокинутого ершика, а затем сашенькин голос.

– Да нет тут ничего, Нин, – пробурчал парень недовольно.

– Ты мне что, не веришь?! – взвизгнула девушка угрожающе.

– Да верю, верю, – отмахнулся тот, – но это – паук, а уж что они умеют делать хорошо, так это жрать, да прятаться. Вот и свалил, наверное, в какую-то щель, а теперь подыхает.

– В смысле? – не поняла Нина.

– А в том и смысле, – ответил Сашенька нравоучительно, – что когда ты на ультразвук переходишь, я сам за сердце хватаюсь. Паука, наверное, вообще должно было на части разорвать. Может, потому его и нет… Ладно, кончаем этот цирк. Слезай давай уже со своего насеста.

Нина послушалась, боязливо опустив ногу на пол, аккурат рядом с шортами и трусиками, про которые уже и думать забыла. На бачке отпечаталось темно-коричневое пятно, и насколько было видно Лёне из укрытия, на жопе человечицы-тоже. Сашенька скривился.

– Значит так, – сказал он решительно, – я сейчас верну дверь на место, а ты приведи хотя-бы себя в порядок и валим отсюда нахрен. Мне совсем не улыбается платить за весь этот бардак, ты поняла меня?

Нина кивнула. Она была вся пунцовая, и, видимо, решив, что ниже падать уже все равно некуда, чётко выполняла инструкции. На приведение себя в порядок ушла пара минут и Леонид, забыв и думать о наградах или славе, решил, что ему таки удастся дожить до завтра. Он уже расслабился и выдохнул, как вдруг его убежище было обнаружено. То есть, не совсем обнаружено. Все, что он успел заметить-это как в дырки по бокам влезают смутно знакомые ноги и он, как на лифте, стремительно уносится вверх. Потом его до кучи ещё к чему-то прижало. Там было тепло и влажно, а также, как он с ужасом понял, совершенно невозможно двигаться. Начиная осознавать, где он очутился и смутно догадываясь, что одно только движение огромной туши его попросту расплющит, он сделал то единственное, что показалось ему правильным.

"Помирать – так с музыкой!" – решил он, всаживая хелицеры в нежную, розовую мякоть.

Обстановка сразу же резко изменилась. Лёня никогда не думал, что человек сумеет так быстро вылететь из трусов, но эта дама была явно полна сюрпризов. Дверь на этот раз была снесена уже в обратном направлении, по всей видимости снаружи её подпирал Сашенька, ибо после удара послышалась отборная ругань знакомым басовитым голосом.

– Валим! Валим! – было последнее, что услышал Лёня, а потом наступила тишина. Смутно предчувствуя, что скоро сюда опять нагрянут, он со всей скоростью, на какую был способен, залез обратно в свой угол на потолке, где теперь находился в относительной безопасности.