Георгий Саликов - Незаконно живущий

Человек пал на дно лодчонки, свернулся в калачик, принялся ждать конца существованию. И пока ум оставался бодрым, не предполагал он прерывать размышления о чём-то всё-таки дальнейшем. «Если я мыслю, следовательно, существую», – он ухмыльнулся про себя, поддерживая знаменитое высказывание дедушки Декарта.

Но дело-то в том, что его присутствие во всём очевидном мире – давно представлялось ему столь же очевидно обманчивым.

ГЛАВА 1.

Пасмурный день без дождя. Пухлые тучки плотненько передвигаются по небу, подобно стаду, гонимому к новому и свежему пастбищу за горизонтом.

Старый трамвай «американка» трясётся, волочась по неровным рельсам.

Пассажиров немного. Тощая женщина с маленьким ребёнком на руках, собравшись в комочек, сидит возле передних дверей и плачет, поджимая внутрь и без того тонкие губы. Чубастый молодой человек на задней площадке, изображая уверенность в любых намерениях, занимает собой почти всё полукруглое сидение и озирается по сторонам слегка вопрошающим взором. Ещё две женщины средних лет, одна в платочке, другая со свежей шестимесячной завивкой, освоили часть боковой лавки, вплотную друг к дружке и уткнули взор в сторону пола, но фокусировали зрение на бесконечности. А мыслями обе женщины устремились в извечный тупик всякой будущности. Мужчина в парадной военной форме расположился напротив них, ровно посередине, и держал перед собой газету, но с повышенным вниманием глядел поверх неё в окно, загороженное женщинами, потому казалось, будто офицер впяливается прямо в них, поочерёдно. Чуть поодаль, старушка с паутиной морщинок на гладком лице, какие бывают у артисток, закончивших театральную карьеру, мелко моргает и прищуривает глаза. Она уже поднялась, по-видимому, намереваясь выйти на следующей остановке, но по лицу её пробежало сомнение. Затем, бывшая театральная прима двинулась к передней двери и, глядя сперва на плачущую мать, затем на её маленького ребёнка, совершенно синего, тихо-тихо спросила: «мёртвого дитятку везёте»? Мать, подняв замутнённый взор, прошептала: «пока живой, но врачи отказались лечить, сказали безнадёжный, и кровь я ему отдала, но напрасно».

Трамвай шёл под уклон, и перед остановкой стал резко тормозить, сопротивляясь повышенной инерции. Старушка ухватилась за поручень и прижалась к нему, молодой человек соскользнул с лавки, но, уперев руки в пол и оттолкнувшись, принял прежнее положение. Сидящие на боковых лавках, лишь качнулись вбок, а у военного мужчины притом газета лопнула посередине, обнаружив на груди орден, обретённый сегодня в районном «военкомате», и сверкающий новизной.

В ближайшем переулке показался край здания церкви. Голубая стена в тот же миг ярко высветилась лучами солнца, ненадолго выглянувшего из-за одной из пробегающих по небу тучек. Та чуть-чуть оторвалась от плотной группы своего коллектива, образовав узкий прозор.

«А вы подите, окрестите ребёночка», – сказала старушка.

Трамвай, повышибал искры из-под колёс и прилип к рельсам.

Бывшая актриса уже успела спрыгнуть с подножки трамвая, на девчачий манер.

Женщина с младенцем не решалась вставать.

Вагоновожатый почему-то медлил и не давал трамваю последующего хода. Звякнул колокольчиком и крикнул: «больше никто не выходит»?

«Я, я выхожу», – будто опомнилась женщина.

Спустя недолгое время, истощённая мать, не переставая плакать, вернулась на остановку, дождалась другого трамвая, и тот довёз её до дому. Тучки сильнее сгустились, налезая друг на дружку. Ребёнок не подавал признаков жизни.

* * *

Далеко над известным нам пространством земного бытия уныло брёл одинокий ангел по пескам безвременья. Он глубоко переживал собственное одиночество и непосредственную тому причину: профессиональную непригодность. Что предшествовало нынешнему состоянию ангела, – трудно вообразить. Вроде неглуп, и дело знает. По крайней мере, Начальство не питало к нему ничего предосудительного. Но и предложений для постоянного трудоустройства тоже не поступало. Другим поступало, а ему нет. Одиночество незаметно подкралось к нему и обволокло. Ангел уже свыкся с таким существованием, и бродил без всякого сопровождения кого-нибудь из иных небесных жителей. Крылья от долгого бездействия пообвисли и тащились за ним по пескам, оставляя неглубокие борозды. Он порой немного разбегался и пробовал расправить их, дабы взмахнуть и чуть-чуть приподняться над грешным унынием. Но получались лишь прыжки, да и те – короткими.

Он глубоко и прерывисто вздохнул, присел на краешке нематериального оврага, отёр крылом влажноватое от переживаний лицо и сам себе утешительно улыбнулся. «Ничего, ничего, – промелькнуло размышление, – хоть я и в вечности, невезение моё простирается не столь уж бесконечно».

Затем, ангела будто бы кто-то ущипнул. И, встрепенувшись, одинокий небесный житель бодро взмахнул крыльями, до того долго пребывающими в праздности, и, пересиливая боль в плечах, ещё продолжил ими трудиться в золотистых пластах многомерного воздуха, оставаясь на месте. И тут, наконец, ангела подхватили восходящие потоки. А в них и отдышаться не грех, отдаваясь объятьям подъёмной силы. «Полетаю просто так», – подумал ангел.

И летал бы.

Но вскоре взор ангела невольно наткнулся на витающую неподалёку маленькую душу ребёнка, столь же одинокую. Мог бы и не заметить совсем незначительного предмета, но случай, сущий пустяк натолкнул его зрение на неожиданную находку. От младенческой души в сторону земли тянулся явно какой-то ход, имея в себе неведомое пространственное устройство. Что-то вроде то ли трубы, то ли столба. Безвестная конструкция себя проявляла вовсе не зрительно, из-за совершенной прозрачности, а неким присутствием. И наличие возникшего предмета выдавало именно чуждое, непривычное выражение относительно остального небесного вещества. Ещё до того, чуть раньше, мгновенье назад, свободно летая без цели, он один раз успел задеть крылом сие странное проявление и почувствовать его действительное существование. Но тогда ангел не придал тому значения, только слегка насторожился и невольно прищурился. А теперь, на конце неясно осознаваемого приспособления и обнаружилась маленькая душа. Она словно венчала удивительный бесплотный рисунок.

Ангел, долго не задумываясь, поймал вдохновение и мгновенно обрёл радость от внезапной посылки. Одновременно в нём раскрылась дерзость совершить самостоятельный поступок. Он мягко подлетел к душе, обхватил её крыльями и решительно поскользил вдоль странного проводника по направлению к земле. Там ангел отпустил её.

* * *

Лицо младенца порозовело, грудь наполнилась воздухом, и, вместе с выдохом раздался тонкий звук: не то плач, не то смех. Ангел поднял крылья, повёл ими над лицом ребёнка и отошёл в сторонку. Тощая мать с тонкими губами вскинула руки, и, словно подражая ангелу, проделала подобные движения. Затем, схватила дитя, притиснула к груди и, вертясь на месте, тоже издала многозначительный звук: то ли плач, то ли смех.