Валерий Серяков - Я тебя никому не отдам. Рассказы о Родине, вере, надежде и любви

– Теперь, оглядывая свою жизнь, я пришел к заключению, что должен был стать архитектором, а не учителем. И в голове рисуются идеальные картины, как бы я перестроил родное мое село Шереметьево. Все до мелочи, все до гвоздочка представляю…

Село должно строиться улицей. Ширина улицы должна составлять 30 метров, ширина участка – 25. На территории должны находиться следующие постройки: дом одноквартирный (потому что, когда человек живет в многоквартирном доме, он – нетворческая личность), погреб с погребицей, коровник, конюшня, овчарня, свинарник, курятник. Вместо гаража – каретник. Я категорически против смертоносных машин. Приведу такой пример. Казахстан соединяла с Российской Федерацией шоссейная дорога. И было принято постановление Правительства: запретить заготовку сена вдоль трассы из-за выхлопов ядовитых газов…

На автобусе ездить – поэзии нет: не видно ни земли, ни неба. В каретнике должны находиться телеги, сбруя выездная и праздничная, сани, подсанки. В сельскохозяйственном производстве необходимо вернуться к использованию лошадей. Плужок на колесах я вижу двухлемешным с регулировкой глубины. Сеялки одноконные, одна на два дома. Жатки типа Деринга, самосборки пароконные. Молотилки мне видятся трехконными, с верхним забором молотильного материала. Такая была у нас в селе у Семена Ивановича Никулина, немецкая, с соломотряской. Веялку можно иметь одну на два хозяйства, а размол переложить на плечи ветра…

Старик прожил долгую, трудную жизнь. Он работал, воевал, опять работал. Преподавал в институте. Где-то в Подмосковье у него остался домик, но живет он в Башмакове у племянницы – тети Шуры Ворониной, тихой женщины с усталыми добрыми глазами. Если бы за родным отцом иные так ухаживали! Старик всегда сыт, одет в чистое, в комнате у него идеальный порядок. А перед старинными великолепными иконами (немногое, что меня впечатляет у старообрядцев – это их настоящие, потрясающие иконы) горит негасимая лампадка.

– Маркс называет землю средством труда. Какой идиотизм. Чтобы обработать землю, требуются еще средства труда. Где же в этой системе предмет труда, вас спрашиваю? То-то и оно, братец ты мой…

Социализм – философия утопическая. Доведенный до совершенства социализм – египетское рабство. В Конституции необходимо записать: «Земля является всенародным достоянием». И дальше: «Единоличное хозяйство является основой системы землепользования в России…»

Еще бы я предложил написать, каким должен быть Президент России. Президент России должен непременно быть православным человеком, поскольку православие есть государствообразующая религия. Жена его тоже обязательно должна быть православной. Президент должен обладать жизненным опытом, быть глубоко порядочным человеком, готовым отстаивать права всех народов, населяющих нашу страну. И лучше бы называлась его должность не Президент. Ну, пусть не Царь, как-то по-другому. Но смысл названия его поста должен быть: Хозяин Земли Русской.

Отчего так жаль стариков? Какой смысл в том, что они знают, как обустроить Россию, а жить выпадает нам? Впрочем, кто я такой, чтобы судить, правильно ли устроен этот мир? Маленькая живая песчинка в океане безбрежной вселенной. Разве я выстроил в ковш звезды Большой Медведицы? Разве я поил сегодня травинки тяжелыми каплями дождя и помогал муравью переправиться через бурный ручей на желтой пустотелой соломинке, и играл с головастиком в обмелевшем пруду?

***

Объем знаний у него гигантский: старик помнит наизусть «Мцыри», «Евгения Онегина» и много других поэм и стихов, и когда его приходят навестить земляки, по их просьбе рассказывает гостям. Если бы вы видели, с каким восхищением односельчане-единоверцы его слушают, как им гордятся!..

Старик мечтаетобустроить Шереметьево, а ведь его глаза этого не увидят, посадить сад, с которого ни яблочка не досталось бы ему. У него нетни одной мечты о себе лично. Прожив девяносто лет, он понял, что в этом мире человеку ничего не нужно для себя.

Он не может читать своими глазами, но не мыслить не может. Тетя Шура сейчас – как продолжение старика. Она – его руки, ноги, а с некоторых пор еще и глаза: она часто читает ему, иногда до полуночи, то текущую прессу, то книги на указанной им странице. У старика идеальная память, и он знает, где и что написано в разложенных на столе огромных фолиантах.

Каждый день – это еще один поворот мысли, малое просветление души. Что-то очень важное должен понять еще старик. И тогда он умрет. Без него будут вставать над землей рассветы, и сиять умытое дождем небо, и зеленеть трава. А когда-нибудь и мы, если будем достойны, доживем до чистой глубокой старости.

– Учись, Валерка, пока я жив, – говорил он мне. – Вдруг да пригодится когда-нибудь. Сейчас мы с тобой дробь будем лить.

Дроболейки у него были простейшие: консервные банки с ручками из стальной проволоки, как у носилок, и с пробитыми гвоздиком отверстиями в дне. Диаметром полмиллиметра – для литья мелкой дроби, на утку. Для более крупной, четверочки – отверстия побольше, с миллиметр. В ведро с водой друг ставил вертикально трубу с «окнами» по бокам и пазами на верхнем торце, в которые вставлялись «ручки» банки. Вот и вся конструкция в сборе. Тигель с кусками расплющенной свинцовой кабельной оболочки друг помещал на газовую плиту, зажигал пламя и объяснял мне:

– Сейчас свинец расплавится, я буду лить в банку, а ты постукивай по ней этой ложкой быстро-быстро, вот так.

Наливаемый им в дроболейку расплав сыпался, как дождь, из отверстий круглыми частыми каплями, которые в воде тут же превращались в серый металлический горошек. После того как весь свинец был вылит в воду, Володя зачерпывал со дна горсть мокрых тяжелых шариков:

– Смотри, какие дробинки получились стандартные. Если б один отливал, я б по банке не мог постукивать и шарики отлились разного размера. Сейчас мы дробь промоем хорошенько, просушим. Потом откалибрую ее через решета. Накатаю сковородой – для плотности.

– Володя, а не проще дробь готовую купить? Или она дорогая?

– Да нет. Можно и готовые патроны купить. Понимаешь, мне сам процесс нравится. Я к охоте еще в школе пристрастился. Была у меня одностволка незарегистрированная, о которой даже родители не знали, и часто я в выходной тайком уматывал зимой в лес с разложенным ружьем в рюкзаке. Тогда на это проще смотрели, у многих в шестидесятые-семидесятые были левые стволы охотничьи. Ну, поймал бы охотнадзор – просто конфисковал бы стрелялку, и все проблемы. Дробь сам отливал всегда. Пороха не достать, так я серой от спичек патроны заряжал. Ну, это баловство все, конечно, было, не охота.