Валерий Коновалов - Лоховские истории. Записки таксиста

Застыдила совсем. И хоть знаю я, что она звиздоболка, а все-таки неудобно стало. Особенно перед нотариусом. Сумма только сдерживала (пятьсот рублей всё-таки), а то бы порвал эту расписку.

Ну вот. В оговоренный срок ни американских долларов, ни советских рублей я не увидел. Поначалу Ветка меня завтраками кормила. Потом вообще куда-то слиняла. Выследил я ее подругу. Тоже чуть ли не на чердаке живет, за иностранца замуж мечтает выйти и в какую-нибудь Хренастанию уехать… Вот бабы! Придешь к ней домой – еб-твою-стать! Мебелишка старенькая, в мойке грязная посуда свалена, сама ходит в засаленном халате, а подойди к ней кто на улице – отошьёт: рожей не вышел. Устроились и живут в свое удовольствие. То, что мужику трахаться хочется, им до этого дела нет – отвали! Ален Делона ей подавай – и все тут! Или принца африканского.

Пошел я в нотариальную контору к этой бабе. Так и так, говорю, каким образом можно деньги вернуть? А нотариус эта мне и говорит:

– Я вас еще тогда запомнила. И вы, молодой человек, могли довериться такой женщине. Ведь за версту видно, что это за птица. Я так и предполагала, что дело этим закончится.

Еду я утром по Олимпийскому проспекту – смотрю: мужик дорогу перебегает. Как раз напротив скупки изделий из драгметаллов. И не по прямой бежит, а как-то наискосок, будто его автоматной очередью срезало. Не поймешь, то ли пьющий, то ли интеллигент: волосы сальные, но аккуратно зачесанные, выбрит чисто, костюм-тройка, когда-то модный, рубашка несвежая, галстук. Прямо к моей машине подбегает. Глаза безумные – видать, что-то случилось у него. Через стекло машет, сказать что-то хочет.

– Прошу прощения, сударь, не могли бы вы меня выручить? – спрашивает меня этот странный мужик, когда я стекло опустил. – Купите печатку за триста рублей. Скупка только через час откроется, а мне вышеуказанная сумма необходима крайне.

Посмотрел я на перстенёк – сотни на четыре, не меньше, тянет. Примерил его – в самый раз пришелся. Мужик даже повеселел, когда увидел это.

– Садитесь в машину, – предложил ему, оглядываясь, – а то не ровен час милиция заметёт.

Конечно, когда сел он, я сразу специфический запашок почувствовал. С утра, наверное, принял. Коньячок, конфеткой закусил, интеллигенция. Но при такого рода сделках – это факт положительный: у загулявшего всегда можно за бесценок вещь хорошую приобрести.

– Да что-то не похоже на золото, – говорю.

Это чтобы цену сбить и заодно на понт взять: может, печатка медная. На заводах, говорят, их умельцы народные штампуют и продают лохам как золото.

– Милостивый государь, – серьезно обиделся мужик, – мне бесконечно стыдно, что я предлагаю вам, незнакомому человеку, фамильную вещь. Я уже только потому подлец, вы же меня своим чудовищным предположением еще больше унижаете. Будучи в разводе, вынужден за бесценок отдавать дорогие для меня вещи, так как на них и супруга моя бывшая претендует. Вынес перстень нелегально, хотя по праву являюсь его законным владельцем.

Понятная история: распродажа имущества общего идет, кто быстрее успеет.

– Даже не знаю, – как бы сомневаясь, говорю, – ведь я не собирался никаких покупок сегодня делать. Просто так сюда подъехал, да и денег у меня все равно таких нет. Вот – двести рублей только.

Мужик принял огорченный вид и как-то картинно задумался. А я-то знаю, как с такой публикой дела вести. Двести не двести, а на двухстах пятидесяти, я уверен, сойдемся. Поинтересоваться бы, чего у него еще есть на продажу. Мастер вот так же люстру антикварную у одного алкаша купил за гроши.

На лице у мужика все еще внутренняя борьба отражалась.

– Будь по-вашему, – наконец театрально махнул он рукой, – вещь ваша! Вы человек интеллигентный, поймете меня и не осудите. А перстень этот принесет вам удачу, верьте.

Пришла пора с деньгами расставаться – меня опять сомнения одолели.

– Что-то я пробы не вижу, – говорю, внимательно рассматривая перстень.

– Помилуйте, вещь старинная, – опять обиделся мужик, – это же вам не совдепия 8 8 совдепия – совет депутатов, советы, т. е. СССР, советская страна. . Товар штучный, эксклюзив.

Что и говорить – благосклонно я его речи воспринимал: очень мне хотелось эту вещицу приобрести. Перстень я уже своим считал и высказывался скорее для порядка. Нельзя же первому встречному доверять.

– А вдруг все-таки это не золото? – продолжаю ненатурально сомневаться.

Тут в глазах у мужика будто хитринка заиграла.

– Ну, а предположим, что и не золото, кто же об этом узнает?

Мне даже показалось, что он мне подмигивает.

– Вы же носить его собираетесь, а не опыты производить. Я бы на вашем месте только из-за одного этого предположения рискнул. Сыграйте раз в жизни, ведь вы же игрок, я чувствую. Игрок вы или не игрок? Двести рублей всего – и по рукам!

А я уже в таком состоянии был, когда человек желает, чтобы его убедили, настолько его предмет увлекает. Корысть здесь, конечно, присутствовала. За две сотни печатку взять – большая удача.

«Сыграл» я: купил у мужика перстень. Из рук в руки – так, чтобы со стороны не было видно, что мы расплачиваемся. Он мне перстень передал, я ему – деньги. Посмотри на нас кто со стороны – подумает: мужики просто сидят, через стекло прохожих разглядывают. Он как-то ловко кисть вывернул, как студенты это делают, когда списывают на экзамене, скомкал деньги и сунул в карман. А я перстень сразу на палец надел – все шито-крыто. Никто ничего не покупал, никто ничего не продавал.

Только он исчез – меня опять сомнения стали одолевать. И сильное желание убедиться в подлинности вещи. Не могу я долго в неопределенном состоянии находиться. А ведь действительно это на игру похоже. Шансы – фифти-фифти.

Еле дождался, когда скупка откроется. Первый у окошка стою. Жду с нетерпением оценщика. Тот с опозданием пришел и сразу исчез за служебной дверью. Когда же ты, думаю, выйдешь? Творят, что хотят, будто это частная лавочка. Наконец мучитель этот появляется: маленький, сухонький, волосёнки реденькие, передних зубов нет, а смотрит министром, строгий. Пиджак повесил на плечики, надел рабочий – с кожаными вставками на локтях. И все это с чувством своей значимости, не спеша, садист. Лампу включил, что-то типа монокля на резинке на лбу закрепил. Что же ты, думаю, тянешь, скотина? И в то же время чувство беспокойства испытываю, как перед дверью зубного кабинета. Вроде бы и лечиться надо и войти боязно. Такое неопределенное состояние.

Отодвинул он створку – прием начался. Просунул я в проём окошка руку, положил ему на блюдце перстень. Мне показалось, он даже не взглянул на него – сразу говорит:

– Медь не берем.

– Как медь? – похолодел я. – Вещь золотая.