Евгений Кузнецов - Миг Мысли. Роман-эпилог

(Кстати – и не важно, какое собственно кануло мировоззрение.)

Разве это не достаточный для последнего шага повод?!..

Правда, вокруг ни единый «свято верующий»… точнее – «свято» веровавший… не покончил с собой…

Но это значит только то, что лишь у меня та вера была действительно свята.

Хотя она была и давно.

Лет двадцать тому назад.

Просто тогда, когда для всех её не стало, мне сделалось стыдно.

За всех.

Что они продолжают жить.

Как хоть бы хны…

И мне сделалось… весело!..

Я, например, вспомнил, что когда, полтора века тому назад, наш Классик не знал, как сам признавался, хоть какого-то смысла жизни, то, идя на охоту, не брал с собою… ружья… покуда у него не появилось то усердное и похвальное занятие…

…Жалобу в суд.

Я писал.

Точнее – едва не сел писать!

…Но и это был – сон.

И – грешный…

Всё, между прочим, слышалось, как я бормочу всем и обо всех…

Всё слышалось, как мне дерзят все…

–– Как они все не видят?..

–– Мне бы твои заботы!

«Есть вечная Жизнь.

(Пусть даже это, для Земли, и столь громко.)

И есть бесконечное множество отдельных жизней.

(Пусть даже уже и подсчитано сколько.)

И к чему-то это меня призывает…

Но будто ни к чему это меня не призывает…

Единое состояние.

Я проживаю мою жизнь как именно мою.

Я переношу мою жизнь, словно бы в руках, среди и между другими вокруг жизнями.

(Жадными до моей жизни.)

Это буквально и реально.

И как переношу.

Я проживаю мою жизнь будто вообще единственную.

Как будто до меня никто не жил.

Никогда и нигде.

И как будто после меня никто не будет жить.

Таково моё состояние.

Буквально и реально.

«Погубить жизнь»…

Это ещё что! Это просто-напросто жить так, как все или как некоторые вокруг.

«Погибнуть»…

Вот! Это значит, понимая всё это, от него отказаться».

После нынешнего Нового года – после всех праздников, после именно Крещения… я резко и просто… изменился…

Главное – просто.

Я и всегда-то, с самого детства… и вот уж мне за пятьдесят, не обращал никакого внимания на мой возраст – только на мои изменения… на изменения – меня…

…Боже, что я!

Да и их-то – не было!

Просто, именно – просто, я теперь – как…

…Молюсь по утрам теперь – не глядя на иконы.

Молюсь, то есть, – строго адресно.

Даже без старания к этому.

Адрес – нащупываю… осязаю… в пространстве – в Пространстве.

После каждой фразы… иногда даже после каждого слова… прерываюсь… вглядываюсь в Адресат.

Так – свободнее.

И – правдивее.

Правдивее – и я, и – Пространство.

Наконец, начинает щекотать в ноздрях и в глазах… срывается короткий страдательный стон…

На иконы – изредка кошусь.

И на пламя свечи.

Изменил, переменил, обновил… Правдивее уж сказать: возвратил мою младенческую искренность, мою – настоящность.

Начал так – абсолютно вдруг: заранее к этому не готовясь.

Ещё сказал, например, себе:

–– Я не ем соль.

Мол, достаточно её и в других продуктах.

И теперь – уж какую неделю.

(Угостить придётся кого – так солонка на столе.

Да ко мне никто и не ходит…)

Что столь весомо моё слово, я, впрочем, и всегда знал.

Курить и пить бросил давно.

…Теперь если бы отчего заплакал – так лишь оттого, что так не жил всю жизнь!

Боже мой, а вдруг бы мир – изменился!

…Мой Боже, мой Боже!

А вдруг бы тогда мир изменился лишь так… что меня бы в нём… уже и не было…

…«Мир, в смысле социум, нужен миру.

Миру такому мир такой, значит, и нужен».

Особенно, правда, очевидным стало всегдашнее желание – сказать на весь белый свет… очевидное.

И опять – именно просто.

Особо насущным провозгласить… это самое насущное.

Что Мир Невидимый – всегда вокруг… и везде… и рядом…

Послушать – тут ведь прежде всего не церковность, а – реальность:

«…Иже везде сый и вся исполняяй…»

«…да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли».

«…видимом же всем и невидимым».

Люди и буднично проговариваются: «Пришло мне в голову»; то есть – вот голова, а вот то, что в неё пришло, и значит – откуда-то!

Люди и сами изредка спохватываются: на поминках в одном доме в девятый день – на столе… взорвалось блюдо с винегретом!.. всех обрызгало!.. – А это хозяин той квартиры – бах кулаком… невидимый невидимым – из Невидимого Пространства!..

…Я же – и сам был там : в реанимации выходил из своего тела – видел своё тело со стороны, ощущая явно и ясно – и буднично, буднично! – себя самим собою.

Мама, в девятый свой день… ко мне приходила… из деревни – в город, в квартиру, в комнату, к кровати… обмахивала моё лицо, шевелила мои волосы…

…Без желания и готовности сию минуту сказать всё это и сказать запросто – тоскливо ходить по улице, как мучиться невразумительным и вычурным сном: никто вокруг не подымает глаза… не полюбуется даже облачком…

Зачастую теперь – всё смотрю и смотрю в окно…

На детей.

На их родителей.

На стариков.

Просто смотрю…

Смотрю просто.

…Я изменился, потому что – некому.

Судя по всему, больше – некому так меняться.

«Есть во мне уровни.

Какие-то.

Признания себе.

В чём?

В самом себе!

Так вот.

Самый крайний глубинный уровень.

Наверно, он.

Он мне говорит.

Все мои и теперешние… и всегдашние, вспомни-ка!.. заботы, мечты, возмущения есть и были только об одном.

Остаться самим собой.

Самим собой.

Остаться.

…Хотя это слово, «остаться», звучит как бы грустно».

…Она на экран смотрела – хотя не смотрела: она смотрела на всё разом пространство, по крайней мере, города.

И не старалась так смотреть, а само по себе так смотрелось…

Она в этом пространстве, и глубоком, и доступном, видела – этого! этого! этого!..

С этим она целовалась… с этим спала… с этим ещё как спала!.. с этим просто обнималась…

Но со всеми – давно или очень давно.

И не то чтобы стыдно… и не то чтобы досадно… и не то чтобы скучно… и не то чтобы забавно…

А – все они, и этот, и тот, были какие-то… не главные.

Были все, да, мелкие.

…Впрочем, позвони сейчас хоть кто из них – она бы, наверно, полетела к нему!

Махнув на самое важное-то в себе.

Точнее – туда, просто туда…

Потому что, опять, язык не поворачивается проговорить: «к нему», «он»…

Кто он, в самом деле, такой!

…Было уже, что она, с подругой на пару, подавала в газету, в «службу знакомств».

Было уже, что с одним ходила на концерт, с другим на стадион… Само собой, с обоими… и не только с ними двумя… в кафе…

Потом, конечно, вечер превращался в ночь – или «у него»… или «у себя»…

Было уже и то, что и тот, и этот подолгу не звонили… а некоторые вообще никогда потом не позвонили…