Евгений Кузнецов - Миг Мысли. Роман-эпилог

Голубоглазые блондинки – через несколько сотен лет… исчезнут…

На Земле, в Природе.

Дескать, прогноз…

Совсем исчезнут!

…А как же – я?

Как я буду – жить?

Не тогда когда-то, нет… Тогда – ещё что, сам подробно не знаю, будет со мною…

А – теперь. Сейчас.

После вот этих самых нескольких строк.

Горестная минута…

Как я буду жить дальше – с этим знанием?

Со знанием – этого.

Осведомлённый-то о такой… о такой – колоссально печальной… и неминуемой, пусть и в каком-то будущем, утрате…

Лучше б, ей-богу, не попадалась мне на глаза статейка эта научная!

…Да живи я хоть тыщу лет назад, хоть тыщу лет вперёд – как бы я, опять же, страдал… заведомо иль в деталях зная, что в каком-то грядущем или в каком-то прошлом… отсутствует этакое драгоценное качество – красоты, которая вообще, – моё, человека-человечества!..

Не то чтоб я блондинок, которые к тому ж и – голубоглазые, с какой-то особенной ревностью отличал от других прекрасных сочетаний, а я – о явлении жизни как о явлении жизни.

Мне – человеку как существу, урождённому от усердного Времени и ещё – что я, по себе, всю жизнь ощущаю – от Красоты, да, и от Красоты! – не целовать уже, например, когда-нибудь моими губами и глазами глаз голубых… не петь о них, не уподоблять их цветам, волне и небу… не поглаживать в мечтах иль в воспоминаниях пряди-локоны, что – в сено, в злак и в солнце…

…Но прогноз прогнозом – а не слышно что-то ни сердечных, ни мудрых воплей вокруг.

Опять, как всегда, всё самому!

«Я сорвал Небо с Земли.

И глянул, что было до Неба, до всех богов.

И даже до прямоходящих, до приматов, до рептилий…

Там вижу.

Из Вселенной град ледяных комет.

А в них молекулы-коды.

Гены-планы Замысла.

…Ещё далее, когда планета пребывала даже и без воды, смотреть было уже не очень интересно.

(Поэтому, наверно, данную, и без того краткую, тираду – всегда тут такую отрадно рискованную! – в этой моей записной книжке в заветной и обрываю…)»

Он – был быть.

Он ступнями своими голыми ощущал Камень.

И всем самим собой – уединённость этого Камня-Шара.

Среди огня Светила и отдалённого Блеска.

…Глазами принимал этот пламень Светила и тот измельчённый Блеск.

Ушами и кожей принимал желания и движения… ветра, дождя… птиц, зверей… и где-то крадущихся других самцов.

Ноздрями принимал шевеление и запах… листвы, травы… и его самки с его потомством рядом в пещере.

И всем самом собой принимал дыхание и настроение – всего и Всего.

…Он – прислушивался.

Всем самим собой – до кончиков своих ногтей и ресниц.

Прислушивался ко всему и ко Всему.

И слышал.

Слышал всё и Всё.

Отдельное всё разом.

И Всё тоже разом.

И он – сторожил.

И всё, и Всё.

И вбирал, и принимал.

…Сторожил, прежде всего, время, в котором он был.

И время, в котором он ещё не был таков, каков теперь есть.

И даже время, в котором он совсем ещё не был.

В том времени и пространстве, совсем недалеко, был, вместо него, волосатый зверь.

Ещё раньше… вместо этого волосатого зверя… во времени и пространстве были… огромные, с эту скалу, где его пещера, звери… Но вот из множества того блестящего света… отделился один камень-жар… стал приближаться к Камню-Шару… ударил на него… с громом и темнотой… И все те звери, что высотою с деревья, перестали быть…

Ещё когда-то раньше… во времени и в пространстве… были только хвостатые и только в воде…

До них и вместо них… были в воде лишь какие-то мелкие… чуть бы различимые и теперешним его глазом…

До них и вместо них… на Камне-Шаре была одна вода… в которой было растворено… что-то такое, которое и было и есть – всё Будущее…

А до воды на Камне не было даже времени.

Пока не прилетели те глыбы льда.

И не растаяли.

И Время – началось.

…Он стоял на Камне и сторожил всё это «было».

И сторожил это своё «есть».

Это «есть» было эхом того «было».

И поэтому он сторожил и всё «будет».

Так как это «будет» есть эхо того «было» и эхо этого самого «есть».

…Как когда-то он был с волосами по всему, с лапами, телу… так когда-то в том «будет» он окажется… с обнажёнными руками… а потом, в тех руках, и с каким-то предметом, который назовёт колесом…

Вот… вот…

Он прислушивается… к запаху каменного жёрнова… прислушивается… к запаху сыпучего и затаённого пороха… к запаху видимого и тут же невидимого бензина… к запаху заключённого в стеклянные фужеры зловония… к запаху горящего в атомном грибе своего же собственного тела…

Однако не веет из будущего… даже дымком родового костра…

Он не мирится с этим «будет»…

Но он же смирился с тем «было», когда не было на Камне-Шаре ни его самого, ни даже ни единого таракана…

Тоску в своей груди он так и назвал: тоской.

Лишь нет тоски в бесконечном Блеске.

Так как именно оттуда прилетел вестник-лёд.

И потому нет тоски, кроме как в его груди, по всему Камню.

А есть – Дыхание и возрождение и убережение этого Дыхания!

Оно – есть!

И он назвал его душой.

И назвал это своё восклицание, которое единственное в нём постоянно, – восклицанием.

…И вот он ощутил… во времени и в пространстве того «будет»… множество каких-то пещер… каменных же… но стоящих тесно одна к другой и высоко одна на одной…

Ощутил ёмкость и запах отдельной угловатой такой пещеры… и белизну и мягкость ложа… ощутил тело и запах самки… такой же нагой и доступной… которая среди множества этих сот-пещер… и среди целого их огромного нагорья… в этой своей благоуханной пещерке-норе… совершенно одна… без родичей… без единого самца… без единого хоть чьего-то потомка… и вся в здоровых и злых слезах…

Я сейчас – в походе.

Опять, опять!..

В новом походе.

В далёком.

Всё – сам! И – обо всём!..

Или – в новом плаванье.

В дальнем.

А что в новом полёте – так это само собой. Точнее – в улетании. В утрате веса… довлеющей значительности… видимого тела… Уж так – совершенно верно.

Я в походе – по зову, конечно, Пространства.

Что же ещё меня смогло бы позвать…

И в движении к этому самому Пространству.

В движении теперь уже – раз позван и вышел – обречённом и неумолимом.

К некой области в Пространстве.

Где я ещё не был. – Так как о ней даже и не знал.

Разумом.

Значит, разве что – духом.

В этой области, вернее, теперь уж и оглядываюсь…

Хочется и в ней сделаться, так сказать, – домашним.

Хочется, чтоб и она сделалась моим домом.

Эта область – ещё одна комната в доме Истины.

Лишь в её стенах – покой.