Сергей Алексеев - Понтифик из Гулага

– Ты же не спишь, мальчик мой, – позвала она между прочим. – Сейчас освежусь и приду… Только дай мне поспать часа два, ладно? Работы было очень много…

Легла и мгновенно уснула как-то по детски, засунув пальчик в рот. Станислав тихо встал, взял футляр с виолончелью и ушёл, поклявшись себе никогда не возвращаться.

Он выбрал новое место, возле ратуши, куда проституток не допускали, и стал играть там, рискуя быть узнанным. Однако странное дело, люди не признавали его, даже хорошие знакомые отца, часто бывавшие в их доме. Они слушали, бросали мелочь и уходили – возможно, никак не соотносили уличного музыканта и сына известного в городе, богатого лавочника и оркестранта. Но возможно, не хотели признавать, дабы никто не заподозрил связей с польскими бунтарями при германской власти.

И если так думали, то были недальновидными и глупыми. Оружие с немецких складов, украденное расстрелянными родителями, свою роль сыграло: в Варшаве оккупантов разоружили, к власти пришёл Юзеф Пилсудский, и германская власть была низвергнута. Польша праздновала освобождение, изумлённые переворотом люди гуляли по площадям, платили щедрее, и проституток пустили к ратуше.

Здесь и нашла его Августа. Теперь она опять была в глухом жакете и в чёрной шляпке, клялась и божилась, что никогда не станет заниматься прежним ремеслом, что это немцы вынудили её, угрожая расправой. И позвала Станислава к себе. Она и в самом деле жила уже в другом месте, устроилась приходящей домработницей в богатую семью, и жизнь на несколько месяцев вроде бы наладилась. О прошлом ничто не напоминало, пока внезапно не появился веснушчатый учитель музыки. Но теперь уже не с уроками, а как чиновник новой власти: оказывается, он принадлежал всё-таки к бунтарям и заслужил должность у Пилсудского. Он стремился совершать великие поступки, верно мечтая потом тоже стать великим музыкантом – ходил теперь в круглых очках, с папкой, был сытым и огнелицым. Станкевич несколько раз видел его издалека, узнавал, однако из застарелого неприятия ни разу не окликнул, напротив, стремился уйти в сторону и не попадаться на глаза.

Однако Вацлав сам услышал игру Станислава неподалёку от дворца Браницких и узнал его не в лицо, а по манере исполнения.

– Великий музыкант! Это говорю вам я!

И этим словно подкупил. Не следовало бы поддаваться на похвалу, но сработала зависимость ученика перед учителем. Станислав сдуру рассказал ему о тётушке, не выдавая её мрачного прошлого, о погибших от рук немцев родителях и только тут узнал, что они не могут считаться героями Польши, потому что крали оружие с немецких складов и продавали его бунтарям, причём, за золото. Таким образом отец скопил целое состояние в драгоценностях и где-то его спрятал. Немцы не могли добиться, где, и казнили сначала его мать на глазах отца, затем и его. Поэтому, если он, Станислав, что-то об этом знает, то лучше признаться и выдать ценности новой власти.

Вместо злобы и ненависти к рыжему студенту, Станислав почуял себя виноватым, стал оправдываться, что о золоте ничего от родителей не слышал. Вацлав будто бы поверил и ушёл.

Встреча эта уже начала забываться, но однажды Станислав вернулся домой и сквозь дверь, как в былые времена, услышал знакомую какофонию, исполняемую тётушкой. Он ушам своим не поверил, приоткрыл дверь и вновь онемел, оцепенел, как в первый раз. Гутя пиликала на скрипке, а учитель музыки пыхтел, преподавая урок и закатив блаженные глаза под стёклами круглых очков. Станислав давно пережил мальчиковый возраст, врываться и творить расправу не стал, а притворил дверь, оставив футляр с инструментом, и ушёл.

В этот же вечер он купил револьвер, опробовал его на пустыре и стал охотиться на краснорожего студента. Высмотреть его на улицах не составляло труда, власть в Белостоке располагалась во дворце Браницких, кроме того, студент ходил теперь в полувоенной форме и заметно выделялся в толпе. Станислав выследил, где он ночует, а вчерашний голодный оборванец жил теперь в солидном доходном доме. Было желание ворваться к нему, но он предусмотрительно прослонялся по окрестным дворам до тёмного, промозглого зимнего утра, и, когда Вацлав вышел, под свист дождя со снегом вогнал ему в спину три пули.

И, поражаясь своему хладнокровию, не убежал сразу, а сдёрнул очки с убитого и с удовольствием растоптал их на обледеневшей мостовой. Тот, сильный и жестокий, вселился в него не во время стрельбы, а потом, когда Станислав топтал очки. Вселился и уже никогда не покидал его существа.

Домой он пришёл как ни в чём не бывало, хотя в пути, удовлетворённый от совершённой мести, несколько прозрел и начал понимать, чтоʹ ему будет за убийство чиновника. И, чтобы снять с себя подозрения, рассчитывал взять инструмент и выйти к дворцу играть, хотя зимой играл редко и только в тёплую сухую погоду – берёг виолончель. Проницательная тётушка что-то заметила, но себя никак не выдала и только сказала, что он стал совсем взрослый. И вот теперь она готова была отдаться ему не из жалости, как раньше, и не в качестве подарка, а как сильному мужчине. Веснушчатый учитель, верно, пробудил в ней прежнюю страсть и воспоминания, однако о его новом уроке она помалкивала.

– Я отомстил за тебя, – признался Станислав. – Я его застрелил.

Гутя словно уже знала об этом, сказала сдержанно:

– Благодарю, пан… Что ты сейчас хочешь?

– Мне ничего не нужно.

– Даже благодарности и поощрения? – она ещё пыталась как-то соблазнить его, трогала, улыбалась и дышала в лицо. – Ты первый мужчина, не требующий награды.

Он тогда задал вопрос, который его мучил все последние месяцы.

– Скажи, зачем ты пилила на скрипке, когда учитель с тобой занимался?

Раньше он думал, тётушка делает вид, будто учится играть. Чтоб не было подозрений.

– А он по-другому не мог, – почти весело рассмеялась она. – Пока играю я, играет он… Ты как хочешь? Может быть, тебя тоже нужно стимулировать? Скажи, для тебя всё сделаю.

– Мне нужно скрыться, – заявил он, – на время. Береги виолончель.

И ушёл, не сказав куда.

Три месяца, до самого лета, он прятался у знакомого старика-еврея, который раньше каждый день приходил к ратуше слушать музыку. Этот старик знал все новости в городе и приносил их постояльцу. Он и сказал, что полиция ищет Станислава, каким-то образом вычислив причастность уличного музыканта к убийству чиновника. Потом старик с горечью сообщил, что Августа продала виолончель какому-то любителю инструментов из Варшавы, но он знает кому, и есть возможность впоследствии её выкупить.

Он так любил свой инструмент, что готов был немедля лететь к тётушке и устроить спрос, но жизнь опередила и наказала: у Гути оказался сифилис в опасной стадии, и, не зная о том, она заразила богатого хозяина, в доме которого трудилась и считалась не домработницей, а содержанкой. По его доносу тётю арестовали и хотели судить, но скоро отпустили. Тогда вообще открыли все тюрьмы и каталажки, поскольку на Белосток уже наступала Красная армия, и власть Пилсудского бежала из города.