Павел Лешинский - На горизонте Мраморного моря

– А что толку? – вновь взялся отвечать Олег. – Страдай – не страдай, а изменить положение, кто сможет?

– Почему нет? Не для того ли нам и демократия нужна, чтоб общими усилиями менять жизнь к лучшему?

– Может, и так. Но мы научены хорошо, что демократии у нас не было, и нет. Как правили нами цари и группировки, так и правят. Да, и изменения, что пошли сейчас начались по воле одного из них. Правда, ход событий вышел из под его единоличного контроля. И это не стало благом для страны. Буза началась, безвластие, как следствие – войны на национальных окраинах. К высшей власти стремились те, что ранее были в ее вторых эшелонах. Почему? Потому, что освободил поводья неумело. Не были готовы люди к новому раскладу. Да и того, чего он хотел, нигде в мире не существует. Демократический социализм с компартией во главе! Ха-ха!

– Но ведь и наш совковый социализм нигде до этого не существовал… Впрочем, я с тобой согласен.

– Социализм? Обычная тирания. Завуалированная, когда-то, новой идеологией. И все.

А к тираниям, в России, издревле, народ привычный. А что случается, когда по воле одного самодержца-фантазера, власть теряет свою силу? Когда система рушится, как таковая? Когда нет сильной и понятной альтернативы?

– То, что имеем. И чем, наверное, многие пользуются, – воровство, инфляция, беспредел.

– Вот именно. И нам, пока нет ясности, то бишь хозяина, надо воспользоваться ситуацией и отхватить в этой драке свой кусок.

– Хочешь сказать: все временно. И наши заработки и капитализм зарождающийся?

– Как сказать. Не пророк. Не знаю. Но чувствую, что, как только с властью разберутся, определится хозяин, разделят торт и будет ясно какой кусок чей, начнут давить людей. Сделают из них верноподданных и будут драть как липку.

– А я, все же, надеюсь на цивилизованное капиталистическое будущее. Мне трудно

поверить, что люди, глотнувшие свободы, захотят, так просто, от нее отказаться. Я не представляю для себя возвращения в тот Союз.

– Я не говорил, что будет то же самое. Они там наверху понимают, что миф о великом и ужасном Союзе благополучно развалился, а если, кто не понимает – все равно – дважды в одну воду не войти. Не будет больше, того самого, развитого социализма, но есть и очень большая опасность того, что и западной демократии нам не светит.

– Но почему?!

– …Огромная страна. Очень пестрая. Но главное – народ. Народ, особенно в регионах

очень отсталый и инертный. Привык, что им помыкают. Хотят быть зависимыми, разучились думать и управлять своей жизнью. Работать не умеют и не хотят. Система их сделала такими. Им лучше быть зависимыми. А на первоначальном этапе, нужны инициативные трудяги, в массе своей. Дармового хлеба больше не будет. Его, кто пошустрей подберет и социалистическим рабам ничего не останется. Те, кто по настоящему жаждет подобия западной демократии – молодая интеллигенция крупных городов и, вообще, продвинутая молодежь. Остальные, лишь хотят улучшить благосостояние, но без каких либо особенных затрат труда и перемены образа жизни.

– Вроде бы правильно говоришь, но выводы – чересчур пессимистичны. Ну а молодежь, о которой только что сказал, сбрасываешь со счетов? Они-то ведь, хотят наконец, жить как люди!

– Все хотят жить как люди. Вопрос: что под этим понимают? Воспитание то ведь и у нашей молодежи еще пока то. Старое. Менталитет родом из совка, как не крути. Хотя на них, только, и надежда. Если молодые не возьмутся менять страну шаг за шагом, скатимся в нечто подобное тому, где были.

– Иначе говоря, в дерьмо. Но дадут ли нам изменить страну, как мы хотим? И не забывайте, что наша липовая демократия, сейчас, фактически, держится на одном человеке. Большинство в парламенте – коммунисты! Исходя из этого, демократический выбор нашего народа – отказ от демократии, хоть липовой, хоть настоящей! При том, что о настоящей, народ, вероятно, даже и представления не имеет.

– Молодежь… – продолжал Гройзберг. – Вот взять хотя бы нас. Оценим честно

ситуацию. Ездим – деньги зарабатываем. А верим ли мы в государство? Конкретнее, его представителям? Уж так ли хотим жить по закону? Как бы не так! Мы привыкли не уважать ни закон, ни тем более того, кто ему служит. Может быть, потому, что те служат либо лично себе, либо дяде, прикрываясь законом. Но и мы, лично, менять ничего не хотим. Нам бы обтяпать наши дела, пока есть шанс, а там хоть трава не расти. И, если что – можно тягу дать. Донкихотов не богато.

– Да. Ты прав. А мы ведь не самые худшие люди в России. Но не герои. Не патриоты.

Наше дело – свое собственное маленькое счастье и закрыться в будку. Каждый, сам за себя. Каждый по отдельности. И нет веры в солидарность честных людей.

– Каких еще честных? Пафос. Так мир устроен: ты не утопишь – тебя утопят. Помогаем друг другу, до тех пор, пока нам это на руку.

– В этом, с тобой не соглашусь. А то, что в себя не верим, в достижение победы здравого смысла и справедливости, это – факт. Правда и то, что перемены пошли после знака сверху и сопровождались потерей порядка потому, что закон еще меньше стал весить. И опасность, я чувствую тоже. Как только те, кто посильнее, подомнут под себя страну, – снова окажемся в клетке. Не хочется верить в это. И трудно представить, как я смогу прожить в такой стране свою оставшуюся жизнь.

– Все дым. Ты молод, Петя. И, может быть поэтому , еще думаешь, что перемена места жительства откроет тебе новые горизонты, возможности, а то и свободу, которая поможет осуществить твои мечты. А я уже боюсь. Как бы не потерял того единственно дорогого, что есть в моей жизни. – Наконец, заговорил Гриша. – Возможность уехать у меня уже давно была. Но я, все здесь, и не трогаюсь. Зачем? Кто знает, как сложится там. Согласен: и здесь не сладко, но и там не просто. А если до сих пор не уехал, несмотря, на обещанную поддержку от родных и тамошних властей, значит, это чего ни будь да стоит. Сомневался и не решился. Может, кто подумает, – струсил или дурак. Может, и так. Но мне кажется, есть здесь какая-то мудрость, не всеобщая, но присущая именно мне. Одни говорят: мы евреи, наш дом Израиль. Другие: наш дом, где мы можем чувствовать себя людьми. При этом, намекают на штаты или Германию. А я вам скажу, хоть и очень многие, десятки лет, пытаются убедить меня в обратном, что только это – моя страна. Я здесь вырос, учился, работал, завел детей, похоронил отца. Здесь, я говорю на моем языке и, только здесь, чувствую себя дома. Уезжать, чтобы горе мыкать? Этого я и тут хапнул. Ведь русские, если они даже евреи, – Гриша печально улыбнулся, – всегда, останутся русскими евреями.

Петр тоже расплылся в улыбке:

– Я даже думаю: многие евреи, понимают, что они – русские, уже покинув Россию.

– Ты прав, Петя… Хоть и не еврей. – глаза Гриши повеселели.