Евгений Петропавловский - Шолохов и симулякры

***

– Ох и горазды вы брехать, Михаил Лексаныч, – сказал я беззлобно.

– Не то слово, – согласился со мной Сергей Егоров.

– Как сивый мерин, – уточнил я с неприкрытой подначкой в сторону классика соцреализма.

– Именно так, – не преминул подтвердить Сергей.

– Да ну вас к бесу, – тоже незлобиво откликнулся медальный имярек, раскусив холостой заряд нашего подкола. – Вы хоть знаете, откуда взялось выражение «Врёт, как сивый мерин»?

Мы – после короткой заминки – сдвоенно откликнулись:

– Да фиг его знает.

– Не-а.

– Примерно полтораста лет назад служил такой офицер в царской армии, фон Сиверс-Меринг. Любил воображать и сочинять завиральные побывальщины. От него попервоначалу пошло присловье «врёт, как Сиверс-Меринг». Потом через сослуживых офицеров оно перекинулось к солдатам, а за теми и народные массы подхватили, но уже в изменённом виде. Один раз его попрекнули: «Разве так можно: нынче рассказывать одно, а завтра – другое, совершенно противоречащее вчерашнему? Не подобает здравоумственному человеку менять точку зрения до такой степени». А он в ответ: «Отчего же? Я как раз имею невысокое мнение о людях, которые не могут сегодня сделаться умнее, чем вчера».

***

– Брехня – это составная часть писательской профессии, – заметил он назидательным тоном. – Хотя без реализма тоже далеко не уедешь. Даже сказки и фантастические небывальщины никто не стал бы читать, если б они не опирались на правдоподобные детали, поступки и характеры.

– Хорошие фантасты нередко предвосхищают открытия будущего, – развил его мысль Сергей. – Жюль Верн предсказал создание подводных лодок, автоматического оружия, телевизоров, электротранспорта, газоразрядных светильников, вертолётов, огнетушителей, хирургическую трансплантацию, солнечные паруса для космических перелётов, электрическое освещение на улицах Парижа и много ещё разного.

– Герберт Уэллс предвидел изобретение лазера, танков и электростанций, – добавил я. – А в антиутопии «Освобождённый мир» он описал войну середины двадцатого века с использованием атомных бомб.

Сергей принялся загибать пальцы на левой руке:

– В книгах Роберта Хайнлайна фигурируют прообразы микроволновой печи, солнечных батарей, водяных кроватей, банкомата и мобильного телефона. Олдос Хаксли в романе «О, дивный новый мир!» описал использование генной инженерии. Рэй Брэдбери придумал поезд на воздушной подушке и дверной замок, открывающийся при помощи отпечатка пальца. Станислав Лем предсказал микроскоп с атомарным разрешением, а Айзек Азимов – строительство солнечных электростанций в пустынях, появление спутниковой связи, смартфонов и Интернета.

Пальцы на левой руке у Сергея закончились, и он принялся загибать их на правой:

– Артур Кларк предвидел появление искусственных спутников связи, электронных СМИ и космического туризма. Карел Чапек предвосхитил появление роботов, Джон Браннер – компьютерные вирусы, а Александр Беляев – аппарат искусственного кровообращения и коррекцию зрения с помощью операции на хрусталике глаза…

– Не дюже интересно мне обсуждать этот жанр, – прервал перечисление Шолохов. – В жизни и без фантастики случается достаточно невероятий: надо смотреть вокруг себя и вникать в злобу дня. Для литературы люди важнее научных открытий. А что до предсказаний, то они бывают не только о достижениях. Напастей тоже достаточно пророчат: тут тебе и обледенение, и столкновение с метеоритом, и нашествие чёрт те каких агрессоров, и взрыв на Солнце. А ещё стращают, что скоро государства станут воевать между собой за воду и за воздух, и за другие ресурсы. Выдумщики любят нагонять ужасов, им только дай волю. В мире и без того обстановка непростая – если всего бояться, то проще сразу застрелиться или сунуться головой в петлю.

– Зачем вешаться, – сказал я. – В любом случае рано или поздно все там будем. Торопиться некуда.

– Некоторым чтобы покончить с собой, достаточно расчувствоваться, прочитав душещипательную книжку, – заметил Сергей. – Эффект Вертера – сильная штука для подростков. И «Бедная Лиза» тоже…

Эффектом Вертера назвали волну самоубийств, прокатившуюся по Европе в конце восемнадцатого века после выхода в свет романа Гёте «Страдания юного Вертера». В финале этого произведения главный герой убил себя выстрелом в голову. Гёте, сочиняя роман, разумеется, не предполагал, что у придуманного им романтического юноши-самострела появятся тысячи сверстников-подражателей. Масштаб читательского помешательства дошёл до того, что в ряде европейских государств книга была запрещена.

Примерно такая же история произошла с повестью Карамзина «Бедная Лиза»: следом за книжной героиней, покинутой неверным возлюбленным Эрастом, в «Лизином пруду» подле стен Симонова монастыря стали топиться юные москвички – одна, вторая, третья, четвёртая… Вскоре самоубийцы-подражательницы освоили и другие пруды и озёра. Губительное поветрие распространялось по России с угрожающей скоростью, и тогда власти прибегли к спасительной силе юмора – на берегах водоёмов стали вбивать в землю столбы со следующей надписью:

Здесь в воду кинулась Эрастова невеста,

Топитесь, девушки, в пруду довольно места!

Насмешливое приглашение возымело чудодейственный результат, враз отвратив юных дурочек от желания пойти по стопам бедной Лизы.

– …Не спеши на тот свет, сделай здесь всё как след! – провозгласил Шолохов, состроив неожиданно ёрническую мину. – Век избыть – не рукавицей тряхнуть, а домок в шесть досок от нас не убежит!

Он растабарил рот в широкой улыбке и посмотрел на небо, точно желал убедиться в отсутствии там свежих знаков, намекавших на неблагоприятную перспективу. Затем добавил с остаточным энтузиазмом:

– Как говорится, живи – почёсывайся, умрёшь – свербеть не станет, и нечего прежде времени верёвкой море морщить.

– Каждый сам кузнечик своего несчастья, – в тон ему присовокупил я.

– С другой стороны, всё в мире, что имеет начало, должно иметь и конец, – не поддержал нашего настроения Сергей.

– Это да, – неожиданно согласился классик. Но затем уточнил свою позицию:

– Загробное продолжение существует только в головах у верующих. А для атеиста всё должно успеться на этом свете, потому как для человека ничего другого природой не предусмотрено.

– Вообще-то верующим быть не так уж плохо, – сказал Сергей.

– Лично я в бога не верю, но и к воинствующим атеистам себя никогда не относил, – добавил я.

– Тю! – удивился Шолохов. – Не верующий и не атеист, кто же ты тогда будешь?

– Агностик. И пофигист.

Он примирительно поднял ладонь:

– Ладно-ладно. Обойдёмся без философских трепологий. Кто из вас верующий, а кто полуверующий или ещё как, мне безразлично. В любом разе с того света ещё не было привета, и живая кляча лучше дохлого рысака, верно?