Array Сборник - Человек слова

Прозондировав почву, Юда убедился, что его предположения верны. Одним евреем больше, одним меньше – полякам было всё равно, но лучше, если меньше. Они не прочь были демобилизовать Юду, но что скажет советская сторона? Юда хорошо помнил, что попал в польскую армию по специальной амнистии и не хотел снова оказаться в лагере.

Помогли врачи. После перенесённых болезней Юда мало подходил для военной службы. Его комиссовали, и он уже собирал вещи, когда к нему подошёл Менахем Бегин. Этот нервный молодой человек из Брест-Литовска руководитель польского Бейтара [1] «Бейтар» – молодёжная сионистская организация, создана в Риге в 1923 году. Активно участвовала в еврейской самообороне. , пользовался непререкаемым авторитетом среди евреев армии Андерса. Бегин был в том же лагере, что Юда, – на Печоре. Там они и познакомились.

Менахем не стал заходить с тыла. Сухо поздоровавшись, он словно наотмашь ударил Юду.

– Убегаешь, Юдл?

– С какой стати я должен воевать за поляков? – перешёл в контратаку Юда. – Польская армия нужна была, чтобы вырваться из лагеря. Теперь я свободен. Меня комиссовали.

– За поляков воевать? – переспросил Бегин. – Может, и не должен. А за евреев?

– Я в эти разговоры о массовых убийствах не верю. Такого просто не может быть. Я немцев знаю, вёл с ними дела. В тридцать шестом году…

– Значит, ты последний, кто остаётся при своём мнении, – перебил Юду Бегин. – А мы тут уже оплакали наших близких. В Вильно убивают, в Ковно. Бóльшая часть Рижского гетто уничтожена, в городках и местечках Латвии евреев больше нет. То же самое на всех литовских и польских землях.

– С чего ты взял, Менахем? Откуда знаешь?

– Польское правительство в Лондоне располагает сведениями. Мне об этом в штабе Андерса сообщили. И вот ещё что… это уже не секрет: польская армия из России уходит. И знаешь куда? А вот это уже секрет, но тебе сообщу – в Палестину.

– В Палестину?.. Поляки?! Зачем?

– Под крыло к англичанам. Так что нам с поляками по пу ти. И ты не глупи. Иди к генералу, скажи, что с врачами не согласен, хочешь на фронт. Андерс такие эффекты любит. А не поможет – постараемся что-нибудь придумать. Мы тебя тут не оставим.

Юда растерялся. Он не знал, что ответить Бегину Палестина? При чём здесь он? Менахем – сионист, вот пусть и отправляется туда со своей компанией. А ему, Юде Айзексону что там делать?

Хотя… Такой человек, как он, и в Палестине не пропадёт. А потом переберётся куда-нибудь. В Америку, например. Кончится же когда-нибудь эта война.

Внезапно Юде показалось, что он совершает чудовищную ошибку. Палестины испугался? А занесённая снегом Россия лучше? А советские лагеря? Или он не пробовал лагерную баланду? Не подвернись вовремя польская армия, не было бы его сейчас в живых. И где гарантия, что он не окажется снова на Печоре?.. Или в другом таком же месте, как будто специально созданном для того, чтобы там выживало как можно меньше? Выходит, всё правильно, и надо уходить с поляками. А дети, Дина? Убивают евреев, но те, у кого есть деньги, разве не могут купить себе жизнь? Раньше, при погромах, такое бывало, а он, несмотря на советскую власть, сохранил кое-какие средства. Дина об этом знает. Нет, нельзя уходить с Андерсом, когда есть надежда, что Дина и мальчики живы. Оставаться надо, и будь что будет.

Окончательно решив, что поступает правильно, и пообещав Бегину (чтобы тот отвязался) обратиться к генералу, Юда весь оставшийся день потратил на то, чтобы побыстрее получить документы и убраться из лагеря Андерса.

Назавтра он уже был в поезде, направлявшемся через Оренбург (вернее, Чкалов, хотя многие употребляли старое название) в Куйбышев.

Но и в вагоне раздумья не оставляли Юду Он вновь и вновь повторял, что остаётся в России из-за семьи, и даже себе не хотел признаваться, что виной всему немного раскосые глаза и чёрная коса Дарьи.

Не помогали никакие доводы. Юда словно забыл о принятом после расставания с Дарьей решении, о нелёгком разговоре с её свёкром и о том, что совсем недавно думал о Дине. То, что он еврей, только усугубляло и без того непростую ситуацию, но Айзексоном овладело наваждение, и разум тут был бессилен. Поэтому, когда поезд, то бесконечно стоявший на станциях, то неожиданно застревавший посреди голой степи дотащился до Илецка, Юда знал, что ему нужна Дарья и только она, а всё остальное – прикрытие.

Состав, в котором ехал Айзексон, на Дарьином полустанке не останавливался. Сойдя с поезда и рискуя попасть под маневрирующие паровозы, Юда перешёл казавшиеся бесконечными разветвлённые пути и стал разыскивать дрезину. Возле одной, стоявшей у ворот депо, крутились люди, и, направившись туда, Юда услышал повелительный окрик:

– А ну-ка стой!

Айзексон обернулся. На него смотрел пожилой железнодорожник в чёрной шинели, и Юда безошибочно узнал в нём Дарьиного свёкра.

– Ты что тут делаешь?..

Юда растерялся. У него не был заготовлен ответ.

– К Дарье собрался? Тебе что, неясно сказали: держись от неё подальше! А я-то думал, ты понятливый. Неужто сам не видишь? Немолод и роду-племени неподходящего. А главное…

– Поеду к ней, и пусть она решает, – перебил старика Юда.

Он словно забыл о том, что свёкор Дарьи и его энкавэдэшник-сын легко могут загнать человека туда, откуда ему уже точно не выбраться.

– А что ей решать?.. Её здесь нету. В Челябинске она. В госпитале с мужем, – прищурился старик.

– С мужем? – опешил Юда. – Но он же…

– С ним, с кем же ещё, – подтвердил свёкор. – Жив оказался наш Федя. Раненый тяжело, да ничего! Дарья кого угодно подымет, даже безногого. Понял теперь? Вот и езжай отсюда по-хорошему. Россия большая…

Кое-как пережив потрясение и крах лелеемых в долгой дороге надежд, Айзексон двинулся устраивать свои дела. Из Илецка он решил не уезжать. Надоело мотаться, пора уже было пристать к какому-то берегу.

Как демобилизованному по болезни ему помогли с работой, и Юда попал на хлебозавод, бухгалтером в финансовый отдел. С его опытом он быстро разобрался что к чему, на заводе им были довольны, но сам Айзексон чувствовал себя отвратительно. Теперь он думал о том, что зря не согласился с Бегиным и упустил свой шанс. Оправдываясь перед своей совестью, он пытался убедить себя, что только мысль о семье удержала его в России, но перед глазами стояла Дарья, и оказалось, что перед собой лукавить непросто.

В конце концов Юда пришёл к выводу, что Бог всё-таки есть. Ещё не зная, живы или нет его близкие, он устремился к другой женщине, хотя прекрасно понимал, что этот степной цветок не для него. Вот и получил по носу! И не только по носу, а по всей исхудавшей, заросшей физиономии!

Стояла середина марта, но снег валил такой, что трудно было передвигаться, и только тулуп – подарок Дарьи – спасал от мороза. Зато на работе было тепло, и, отогреваясь, Юда не сразу расслышал голос начальника – пожилого экономиста Георгия Павловича: