Александр Гаврилов - Морок

– Я был дома, – ответил он.

– А почему не отвечал на мои звонки?

Андрей прищурился и, продолжая держать брови в напряжении, почесал лоб.

– Наверно телефон был разряжен.

– А почему не перезвонил? Если ты сейчас ответил, значит заряжал его. Ты должен был увидеть пропущенные звонки.

Андрей посмотрел по сторонам и понял, что врать бесполезно и придется сказать правду.

– Слушай, похоже я вчера сильно перебрал, а потом завалился спать. Видимо поэтому и не слышал звонка. Прости, – пробормотал он, держась рукой за голову.

В трубке раздался протяжный девичий вздох.

– Не пугай меня так больше. Я всю ночь не могла уснуть.

– Прости сестричка. Сам не знаю, что на меня нашло.

– Как ты себя чувствуешь? – сострадая, спросила она.

– Лучше.

Девушка вздохнула.

– Прости, что не смогла приехать на похороны.

– Все нормально, не ты одна.

– Я тут подумала, может заехать к тебе на выходных?

– Не вздумай. Я не хочу, чтобы и ты подхватила этот вирус, – Андрей убрал от лица телефон, выпустил застрявший в горле воздух и вернул мобильник на прежнее место. – Оставайся дома.

Девушка тяжело вздохнула.

Андрей замолчал, почесал голову и с удивлением обнаружил отсутствие шапки. Он посмотрел по сторонам, заглянул за спину, но головного убора нигде не было. Он махнул рукой, взял со стола сигарету, которая лежала отдельно от открытой пачки и зажал ее в зубах, потом пошарил по карманам куртки, вытащил зажигалку, прорычал горлом и закурил. Он понимал, что сестра не просто так собирается приехать. Она хочет помочь, подбодрить, и может быть дать дельный совет, но хотел побыть один.

– Ладно, сестричка, мне сейчас нехорошо. Наверно, из-за вчерашней пьянки. Давай поговорим вечером. Я сам тебе позвоню.

– Как вчера?

– Нет, я правда позвоню.

Девушка вздохнула.

– Хорошо, братик, целую тебя и жду звонка, и постарайся больше не пить, ради меня.

– Обещаю. Давай, сестричка, до вечера.

Андрей выключил телефон и положил его на стол рядом с пепельницей, потом сделал затяжку, выпустил блеклый дым, встал с дивана и вышел в коридор. Снял куртку и повесил ее на вешалку рядом с прямоугольным зеркалом, которое висело на стене. Разулся и поставил грязные ботинки рядом с невысокой тумбочкой и пошёл на кухню.

Поставив, кипятится чайник, он подошёл к окну, сделал очередную затяжку и выглянул на улицу. Снега, который вчера покрывал собой улицы города, практически не было. Солнечные лучи грели плохо, но их тепла хватило, чтобы невысокие сугробы до обеда уменьшились вдвое.

На другой стороне дороги стоял грязный оранжевый мусоровоз и поднимал металлический контейнер. Неподалеку от него на автобусной остановке толпились горожане. По разбитым тротуарам, смотря себе под ноги, дабы не поскользнуться на оставшейся кромке льда, бродили пешеходы. Каждый человек, который попадался Андрею на глаза, был в медицинской маске, а некоторые люди носили перчатки.

Протирая покрасневшие глаза, Андрей держался за поручень городской маршрутки, которая битком была набита людьми в медицинских масках и не спеша петляла по городским улица. Хотя, как сказать, петляла. Городские водители общественного транспорта, редко соблюдали правила дорожного движения: курили в салоне, хамили пассажирам, высаживали людей прямо на пешеходных переходах и перекрестках. То же самое можно было сказать и об обычных водителях, которые мало чем отличались от предыдущих.

На этом «прелести» города, которые Андрей наблюдал каждый божий день, не заканчивались. Несмотря на постоянные ограничительные меры, в связи с пандемией коронавируса и огромные штрафы за их нарушение, в городе часто можно было увидеть километровые пробки, бесчисленные парковки на обочинах в два ряда и узкие улицы с еле ползущими гремящими трамваями: типичные ростовские будни. Помимо этого, впечатление о городе омрачали голодные и нищие пенсионеры, которые рылись в мусорных баках, куда из супермаркетов выбрасывались просроченные продукты. Пожилые люди толпами ждали, пока сотрудники магазинов в очередной раз будут выбрасывать просрочку. Не дожидаясь, пока человек довезет ее до помойки, люди бросались на тележку и доверху набивали свои сумки.

Внешний вид города, особенно зимой и осенью, всегда был серым и невзрачным: сплошная чёрно-белая фотография. Унылые трущобы и обветшалые дома спокойно соседствовали с современными бизнес-центрами. Стены нежилых домов и бетонные заборы были обклеены бессмысленной рекламой. На каждом углу ютились привлекательные конторы, по быстрому займу денег, с которыми соседствовали круглосуточные ломбарды и пивнушки. Старые полуразрушенные дома, некоторым из которых было больше полувека, сменялись панельными многоэтажками, затем снова прыгали через друг друга, и так на протяжении всего пути. И все бы оставалось на своих местах, если бы не частые случаи обрушения старых домов, которые пуще прежнего омрачали и без того унылый пейзаж. Вместо того чтобы вовремя отреагировать на это и убрать строительный хлам, городские службы просто огораживали территорию забором и на несколько недель, а то и месяцев, бросали обломки и мусор без присмотра.

Безусловно, город мог удивить красивыми видами и колоритом, но только в нескольких местах: Пушкинская и набережная, куда вечером, несмотря на запрет властей, выбирались абсолютно все, кто не мог усидеть на месте – мамы с детьми, влюбленные парочки и пьяное быдло. К этому списку Андрей смело добавлял и центр города: дорогой, и ни каждому доступный, как в материальном плане, так и в плане жилья. Остальная территория оставляла желать лучшего: повсюду грязь, а вдоль тротуаров и проспектов, словно перекати-поле, собираясь в небольшие кучки, разлетался, мелкий мусор, ну и как же без бродячих собак и кошек.

Погода тоже не радовала: постоянная слякоть и сильные дожди, плавно переходили в снег, потом это все замерзало и превращалось в гололед, а после таяло, и снова обращалось в грязь. Еще одной неприятной достопримечательностью города был дикий ветер, который постоянно рвал провода, обрушивал громоздкие ветви на стоявшие у подъездов машины, а иногда и срывал крыши с привокзальных ларьков, автобусных остановок и даже многоэтажных домов: Андрей лично наблюдал подобное в один из дней своей жизни.

Еще одним опасным явлением были коммунальные службы, где к человеку относились как к мусору: тотальное хамство, невежество, халатность и полная безответственность, из-за которой висячие на карнизах высоток сосульки спокойно падали и пробивали голову несчастному прохожему. Зачастую это были смертельные случаи, но ждать за это справедливого суда над коммунальщиками мог только дурак, ибо таковой была политика не только города, но и всей страны.