Николай Юрконенко - Белый олень. Часть 1. Дочь севера

– Да уж так вышло… – вздохнул тот, всем своим видом показывая, что не желает развивать возникшую тему, но Юдин, словно не замечая этого, хотел еще что-то спросить, но его прервал зычный голос старшины учебной роты Логинова:

– Всем внимание! Через полчаса приборку закончить, а то до отбоя будете здеся ковыряться! – старшина огляделся и ткнул пальцем в сторону проходящего курсанта. – Фамилия?

– Максимов!

– После фамилии, ты должен сказать – товарищ старшина, – поучительно изрек Логинов.

– Понял! – улыбчиво кивнул тот и при этом согласно кивнул.

– Не понял, а так точно! И неча тут башкой мотать – оторвется! Во время разговора с командиром, ты должен занять стойку «смирно».

– Понял, товарищ старшина!

– Он опять за своё! – деланно возмутился Логинов, обводя взглядом окружающих и будто бы приглашая их к диалогу. Старики прислушивались к нему с усмешкой, а молодые с опасливым интересом. – Заместо того, чтобы правильно говорить, с ево как с гуся вода стекает… – и закончил приказным тоном. – А теперь возьми-ка, курсант Максимов, во-о-н ту железную швабру и устрани зазор между ей и полом! И чтобы через полчаса казарма блестела как лысина у деда, усёк? Щас я тебе еще помощников подошлю, будешь главным.

– Так точно, товарищ ротный старшина! – давясь от едва сдерживаемого смеха, вымолвил Максимов.

– То, что я ротный, я и сам знаю – это слово можно не говорить… – коренастый, весь какой-то широкий, с сильной толстой шеей Логинов в своей почти детской важности выглядел наивным и немного смешным.

– А вопрос можно, товарищ старшина? – спросил Максимов.

– Можно козу' на возу', а в училище есть слово «разрешите», – все так же назидательно сказал Логинов. – Чё хотел-то, уж спрашивай.

– Извините, я передумал! – курсант взялся за швабру.

Издевательски усмехнувшись, Юдин прокомментировал:

– «… Как с гуся вода стекает…» Ишь ты! Интеллектом чувак явно не отягощен, но, тем не менее, в авиацию подался. Лучше бы устроился «куско'м» на военке, приворовывал солдатскую робу, портянки да сапоги и жил – не тужил, как всё армейское жульё. Но этот деятель изловчился пролезть в летное училище, дембельский статус помог, не иначе.

– Ты имеешь ввиду, что у нас проходной балл на единицу ниже и конкурс – двадцать человек на место, а у молодых сорок?

– Вот именно, – подтвердил Герман и напористо продолжил. – Надо будет собраться всем старикам, да потолковать с данным «куском», чтобы он нам мозг не делал. Пусть лучше молодых дрючит. Правильно говорю, нет?

– Не знаю, я ведь только сегодня приехал, еще не осмотрелся… – равнодушно изрек Сергей.

– Везет мне на таких неандертальцев, – удрученно покачал головой Герман. – В «учебке», на острове Русском, точно такой же дебил достался, ты бы послушал его перлы: «Я вас приучу отдавать честь каждому столбу, начиная с меня!», или: «Подстрижка волосьев должна быть как у меня: сзаду – наголо, а спереду – как сзаду!» Ну и все такое…

– А мы нашего сверхсрочника Митрича уважали, – сказал Сергей, – недалекий был, правда, мужик, но добрый, многое прощал. И уж худо-бедно, но наша рота была лучше всех одета, обута и сытнее накормлена.

– Все они добрые, эти «куся'ры», но лучше держаться от них подальше… Таких чертей на флотах и в армии – тысячи… На гражданке не пристроились, бестолочи, подались на военку. Наш-то алкаш конченый, а на построениях постоянно втуля'л: «Безобразия нарушаете, мариманы, водку пьянствуете, по лезвию бривты ходите!»

– Наш тоже нет-нет, да ляпнет что-то вроде: «Атаку начинаем по зеленому свистку!» Смеялись, конечно, но он не обижался… Ну, а ты-то как служил, на многих морях, наверное, побывал?

– Если бы так… – недовольно скривился Герман. – Наш ракетный крейсер «Стерегущий» нес стационарное боевое дежурство в Тихом океане. И вот на этой заякорённой «коробке» я после «учебки» свою службу отпахал – осточертело всё хуже пареной репы. Представь: два с половиной года – серая вода до горизонта и больше ни хрена, башкой тронутся можно!

– Да, уж… – согласно покивал Сергей, а Герман продолжал:

– Ну, поскольку воды в моей биографии было предостаточно, захотелось узнать, что же это такое – небо? В прошлом году поступил в Черниговское истребительное, но уже после первого семестра стало до меня доходить – не тем ты делом занимаешься, парниша! – взгляд темных глаз Юдина стал холодным, жестким. – Не жизнь, а какое-то существование – то становись, то разойдись, то суточный наряд, то караул, то патруль – и всё это бегом или строевым шагом, даже на флотах такого не было… И подумал я: если дальше так пойдет, то скоро в гальюн будем строем ходить, да еще и по разрешению, а не когда приспичит… Короче, всё вышло так, как в переделанной песне Бернеса: «Я люблю тебя, жизнь, но не эту, что в рамках Устава!»

– А ты не сгущаешь, краски, морячок? – недоверчиво уточнил Сергей.

– Чё сгущать-то, я истину глаго'лю! – категорично бросил Юдин. – Более того, вскоре уже окончательно укрепился в своих сомнениях… Назначили как-то меня и еще одного местного чувака в курсантский патруль с капитаном-пре'подом. Нацепили мы красные повязки, поперлись в город. Украинская зима, снег валит вперемешку с дождем, холодища, грязь – ну какие в эту непогодь могут быть курсанты-самовольщики? Местный курсач отпросился у кэпа домой до вечера, на мамкины пирожки потянуло, а мы в кафешку зашли перекусить и обогреться. Кэп задает пару косвенных, уточняет – горазд я трепаться или нет? При этом улавливаю приличный «выхлоп» из его чрева и догадываюсь, что мужику захотелось освежиться и малость добавить на вчерашние дрожжи. Говорю ему: «Товарищ капитан, язык за зубами держать умею, можете не сомневаться!» У меня, понятное дело, в кармане – вша на аркане, а у него все ж офицерский лопа'тник и бабки в нем вроде бы водятся. Ну, заказал он по рюмке «чая», тяпнули, закусили. Потом еще по единой бабахнули, отогрелся кэп, расслабился и спрашивает: «Вот скажи мне, курсант Юдин, за каким хреном ты в военную авиацию подался? Это ж полнейший бесперспективня'к!»

– Как ты сказал: бес… пек…? – не понял Сергей. – Хрен выговоришь.

–Ничего трудного нет: просто бесперспективное будущее, – снисходительно пояснил Герман и продолжил. – Я ему отвечаю, что, мол, романтика, небо, сверхзвук, постоянные полеты, почет, уважение, избранные девушки, служба в приличном городе, а в будущем – полковничьи или генеральские погоны… Засмеялся он: дурак ты, Юдин, стоеросовый! Впрочем, не так давно я и сам таким же был… А теперь послушай меня: ближе к выпускному курсу, как это часто бывает, ты женишься и увезешь свою избранницу в какой-нибудь затрапезный Мухосра'нск, где вообще география кончается. Если сильно не повезет, то там можно застрять навсегда – поменять место службы удаётся крайне редко. Подняться в звании – еще труднее, вакансий, как правило – нет, движухи никакой: прибыл лейтёхой – уволишься старлеем, а если капитаном, то это просто счастье! И когда-нибудь твой подрастающий сынок спросит: «Папа, а ты карьерист?» «Это почему же?» – удивишься ты. «А потому, что мой одноклассник Петька сказал: твоему отцу всего сорок лет, а он уже целый старший лейтенант!»