Альманах - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2

Но сейчас шёл декабрь 1991 года, в белорусских Вискулях уже подписаны соглашения, после которых все советские разнарядки и фонды накрывались медным тазом. На Минском тракторном заводе командированных толкачей и выбивальщиков фондов из Москвы не пускали даже на порог проходной, а многочисленные авторитетные письма с просьбами и требованиями выбрасывали, не читая, в мусор.

Русинов стоял стеной: или тракторы, или никакой вам земли! Положение осложнилось новой бедой: внезапно обнаружилось, что добрая часть участков прежнего товарищества находится на газовой трубе, где-то там под землёй, и должна быть немедленно освобождена. Спохватились спустя два года! Что думали эти, как их, землеустроители, что ли, когда отводили этот участок? Бедняга Агафонов спал с лица и потерял сон, а женская половина нашей конторы бросила работу и непрерывно митинговала. И тогда бледный, с искажённым лицом и трясущимися руками Агафонов пришёл ко мне.

– Слушайте, Эдуард Иосифович, вы же в Белоруссии работали. Может быть, вы там чем-нибудь по старым связям сможете помочь? А то мне – полные кранты… – Он безнадёжно махнул рукой и опустился на стул.

Я налил ему стакан воды и позвонил Люсе. Втроём мы разработали соглашение: Люся берёт отпуск за свой счёт и едет в Минск. Там ориентируется по месту и нажимает на все доступные рычаги и педали. В случае успеха Валентин Агафонов гарантирует включение нас, проработавших без году неделю, в число членов товарищества и выделяет нам участок по нашему выбору.

Агафонов вскочил с места, замахал руками:

– Да я… да я всё сделаю… Вы не сомневайтесь… Слово офицера!

– Ладно, Валентин, не волнуйся, всё в наших руках.

И у Люси получилось! Получилось, несмотря на полную безнадёжность дела. И снова случай. Проникнув на тракторный завод как представитель из Молодечно, где мы в своё время работали (москвичей на завод не пускали), она узнала, что на складе завода протекает крыша, для ремонта нужен профлист, выделенный по фондам, то есть безнадёжный. Это был шанс! Но для этого нужно было связать цепью обещаний громадную заводскую бюрократическую машину: отдел снабжения – отдел сбыта – производственный отдел, а кроме того, выбить этот проклятый профлист с Киреевского завода, что в Тульской области. И каждый день по нескольку раз звонить по всем этим адресам.

Русиновские тракторы отгрузили в 14 часов 31 декабря, за четыре часа до закрытия всех советских фондов.

И после этого вы будете мне говорить, что не верите в могущество Его Величества Случая?

В понедельник у меня был обычный строительный день. С утра – разобраться, что сделала за выходные моя бригада из украинцев на монтаже на комплексе «Москва-Сити», в девять – оперативка на том же комплексе, потом оперативка у Кравцова, в родной фирме, потом – разборки с поставщиками пластиковых окон, потом… Словом, около семи вечера я наконец возвращался домой, и в районе Савёловского вокзала моя машина попала в пробку прямо напротив касс «Аэрофлота». Я подумал, что это знак свыше, и приткнулся к тротуару.

– На Кипр? – спросила меня симпатичная молодая кассирша. – Да, мы летаем в Ларнаку дважды в неделю. Вам на какое число? Нет, никакой визы туда не нужно, для россиян, по крайней мере в этом году, безвизовый режим.

«А, – почесав в затылке, подумал я, – почему бы не рискнуть?!» В последние годы мы почти никуда не ездили. Сначала это были строительство дачи, натужная работа на нескончаемых стройках, которые я вёл сам и которые некому было перепоручить, зарабатывание денег на новую квартиру в нормальном для жизни районе, её отделка и благоустройство… Выматывающая жилы московская жизнь. Весь отдых – на даче, согнувшись над грядками. Лишь однажды мы забрали из Минска двух наших внуков и на старенькой машине махнули в Крым. Да ещё одна поездка в Испанию шесть лет тому назад. Люди вон каждый год позволяют себе, – убеждал я себя, – да пусть провалятся эти мои стройки! Махнуть дней на десять на тёплое море, в блаженное ничегонеделание, с кипрским вином, которое, по словам Тимофея, – прелесть. Я прикинул, что за две недели мы управимся со сборами, и вечером выложил на стол перед Люсей два билета в Ларнаку, что на Кипре: туда – на 15 октября, обратно – на 25 октября.

Думал ли я, что эта поездка станет началом наших многочисленных, почти каждый год, путешествий по тёплым морям и солнечным берегам? Что напоённый запахом цветущих олеандров кипрский воздух отравит наши лёгкие, привыкшие к московскому бензиновому смогу, и что зуд дальних странствий отныне поселится в наших ногах? Что весь мир побережий, омываемых тёплыми морями, распахнётся перед нами и любые страны станут нам доступны, только выбирай! Конечно, в пределах наших финансов. У меня есть не блестящий, но вполне пригодный для общения английский, который я выучил самостоятельно, не хуже, чем у Бухмана, учившегося в инязе. Язык выручал меня везде в моих деловых поездках, от Ливана до китайской глубинки.

Свобода выбора и свобода действий – это то, чем мы дорожим. Да простят мои соотечественники мой непатриотизм, но я не люблю общество россиян за границей. Для этого у меня есть основания. В девяностые и в начале двухтысячных, увы, не лучшие представители России, освободившейся от кагэбэшного надзора, мутной волной перехлестнули границы. Рынки Европы и Азии запрудили челночницы – дурно одетые, громкоголосые, нахальные русские бабы, забивавшие самолёты неподъёмными тюками с барахлом. Я встречал в самолётах и в испанских гостиницах пресловутых новых русских – внезапно и неправедно разбогатевших, мордатых, безвкусно разодетых, окружённых пьяными, крикливыми девицами лёгкого поведения. Они эти гаремы возили с собой. Я встречал в автобусах наших, громко и надоедливо хвастающих, в каких только странах они не побывали и как они плевали на этих итальяшек и испашек. Я встречал на углах вечерних улиц зарубежных городов проституток, переговаривавшихся на русском, правда, в большинстве с украинским акцентом. Я встречал на улицах стайки наших простых туристов, ведомых гидом, одетых в мешковатые советские костюмы, с растерянно и опасливо бегавшими глазами. Наконец, неистребимое желание наших людей выпить как следует, потому что отпуск пропадает, не покидает их и за границей, и это напрягает. Мне до остроты больно и обидно за державу. За нашу державу, где умные и образованные люди не могут себе позволить выехать дальше своего дачного участка. За то, что о русских судят по этой людской пене.

За последние годы многое изменилось в нашей жизни, и определить русского человека за границей можно только по родной речи. Увы, мои соотечественники очень редко говорят на других языках.