Альманах - Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н.С. Лескова. 190 лет со дня рождения. Часть 2

Хозяйка прилавка уже успела, наверное, сравнить себя с Ленкой, потому что в её глазах просто искрилась бешеная женская зависть, которую я нормальными словами и выразить-то не смог – только нехорошими жестами и хорошим матом.

Продавщица вытянула вперёд свою руку и махнула кистью в сторону выхода: мол, всё, до свидания.

– Серёга! Стой здесь! Держи очередь! Я скоро! Сейчас я ей… – Ленка развернулась и быстрой походкой пошла из универсама.

Я стал пропускать очередников, приговаривая каждому: «Это моя очередь, но я вас пропускаю, пока спутница моя не вернётся».

Никто даже слова не сказал: все были довольны, что «пробка рассосалась» и движение мимо прилавка пошло с прежней скоростью. Но не все отоваривались и уходили. Двоих я заприметил сразу. Сначала, отойдя от прилавка к стоящему возле окна столику, где покупатели перекладывали покупки из магазинных корзин в свои сетки и сумки, задержался седовласый худощавый старичок. Большие квадратные очки придавали ему строгий вид. Затем рядом остановилась маленькая кругленькая бабулька, похожая в своём пёстром платьице на разноцветный мячик. Они встали по разные стороны стола и чего-то стали ждать. Потом я понял: они ждали, чем это всё закончится.

Тут же крутился неопределённого возраста человек в сильно помятом, но не лишённом былого франтовства костюме. Он «стрелял» у всех мелочь на бутылку. Ему мало кто давал – в основном посылали подальше.

Дом именинницы был в двух шагах от универсама. Рекордсмен мира в беге на короткие дистанции успел бы обернуться туда и обратно два раза за одну минуту. Ленке же в своих расчётах я выделил пять минут. Но женщины тем и прекрасны, что не поддаются никаким математическим действиям…

Она появилась в универсаме через пятнадцать минут.

Я пропускал очередного покупателя, когда вокруг всё замерло. Кассовые аппараты в зале перестали выбивать чеки и замолчали в ожидании какого-то чуда. Мне невольно пришлось обернуться…

Очередь стояла по стойке смирно. Мимо неё шла Ленка, широко размахивая правой рукой, в которой она победоносно несла свой паспорт. Можно было начинать писать новую картину: «Явление девы Елены перед ошарашенной очередью винно-водочного отдела центрального универсама».

Так вот почему её долго не было. Она успела сменить уют заморских штанов (джинсов) на обворожительное очарование оранжевой мини-юбки, сшитой будто из лепестков ромашки. Вместо шаркающих кроссовок к прилавку торжествующе цокали новенькие белоснежные туфельки на шпильках. Особо привлекала внимание безрукавная белая гипюровая блузка. Она была почти прозрачная. Зрачки мужской части очереди мгновенно расширились, а животы втянулись.

Это мне казалось, что именинница долго ходила, а любая женщина сочла бы это за мировой рекорд. Успеть в такое короткое время полностью переодеться, накрасить ресницы, подвести глаза, сделать из мальчишеской стрижки симпатичную женскую причёску, напомадить ярко-алым цветом губы, найти паспорт и прийти в магазин, не запыхавшись, – это действительно о-го-го!

Ленка, придерживая левой рукой строптивую юбочку, подошла к прилавку.

Они стояли по разные стороны этого прилавка, как дуэлянты у барьера, с застывшими лицами и молчали. Истина против зависти.

Обычно в такие моменты говорят, что слышно было, как летают мухи, но даже они стеснялись нарушить своим полётом важность этого мига. Две из них сидели на пыльной пробке бутылки алжирского красного сухого вина, стоящей на верхней полке (эту гадость не брали даже последние алкаши), и тихим шёпотом вели беседу:

– Вот это да! Слышь, Мушка, я всю жизнь считал, что люди – это злобные, ужасные и самые противные существа на нашей планете, а вот увидел такую красоту и сам захотел стать человеком… И улететь с ней далеко-далеко на крыльях любви, – глядя на Ленку, пропел Мушкин друг.

– Ах ты, кобель крылатый! Я те крылышки-то обломаю! Размечтался тут у меня! – Мушка тихонько цыкнула и почему-то тоскливо и сочувственно посмотрела вниз, на продавщицу.

Первый «выстрел» был за именинницей. Она положила на прилавок красный, чуть помятый червонец, потом развернула паспорт на второй странице, где стояла дата её рождения, а с третьей она сама весело смотрела на свою соперницу, и, сжимая крепко двумя руками, приблизила к лицу остолбеневшей продавщицы. У той при виде Ленкиного паспорта сразу отвисла челюсть, обнажив ряд стальных зубов. Тут же моментально оказались рядом те двое, которые терпеливо ждали развязки. Изогнув свои шеи так, что позавидовал бы любой жираф, они разглядели в документе всё, что их интересовало.

– Да! Ей уже есть восемнадцать! Можно продавать! – вынес свой вердикт строгий старичок (наверное, был раньше судьёй) и с чувством выполненного долга удалился к выходу.

– Граждане, милые! Ей точно тридцатник! Сама видела паспорт! – защебетал «разноцветный мячик» и покатился вслед за старичком.

– Две бутылки водки! – уже без «пожалуйста» потребовала Ленка жёстким голосом.

Деревянными, негнущимися руками продавщица подала требуемое и принялась отсчитывать сдачу.

– Не надо! Оставь себе!.. – Это был «контрольный выстрел».

На продавщицу жалко было смотреть.

Я хотел забрать водку и положить в сумку, но Ленка отдала мне только паспорт. Бутылки она взяла сама, но по-особому. Одно время считалось шиком носить бутылки именно так: их брали за горлышко, которое крепко сжималось в кулаке, и несли параллельно полу. Спереди была видна только пробка, а сзади – лишь донышко бутылки с булькающим в ней содержимым. Ленке, с её маленькими кулачками, это давалось тяжело: бутылку всё время тянуло вниз, но она держала эту параллель чётко.

Отойдя несколько метров от прилавка, именинница оглянулась на продавщицу и улыбнулась своей озорной улыбкой. Это было уже слишком. Хозяйка всего этого водочного богатства будто окаменела.

В очереди, наоборот, все зашушукались и провожали Ленку восхищёнными взглядами. Оранжевые лепестки слишком коротенькой юбочки то прыгали по задним округлостям её тельца вверх, то, в такт шагам, ниспадали вниз. Булькающая в бутылках водка создавала ритмический фон. Что же творилось в душе бывшего франта, трудно передать: его взгляд перескакивал с одного донышка на другое, а когда лепестки подпрыгивали вверх, дыхание у него перехватывало. Казалось, махни Ленка мизинчиком – и тот побежал бы за ней, куда она скажет, да что побежал – пополз бы.

Уже подходя к выходу, я остановился и оглянулся. Продавщица так и стояла как каменная, с отвисшей челюстью. Мне даже стало немного её жалко: с таким-то состоянием души у неё сегодня наверняка будет недостача. Но сомневался я недолго. Чей-то шибко страждущий, хриплый голос: «Эй, там, за прилавком! Закрой пасть! Давай обслуживай!» – вывел её из этого состояния и перенёс на другой уровень.