Андрей Павлов - Постоялец номера 7, или Последнее стихотворение Поэта

– И каким образом вы планируете отвлечь Советы?

– Я планирую провести диверсию. Но не военную и не экономическую. Это будет духовная диверсия. После того как православный крест они поменяли на пятиконечную звезду, единственное, что в них осталось духовного, – это искусство, в том числе далеко не последнюю роль играет поэзия. У них очень много молодых талантов, которые любят свою страну и которых любит население этой страны. Но есть среди этих поэтов настоящие вырожденцы: насколько они гениальны, настолько и безумны. И этим безумством мы воспользуемся. Вы же говорили о встрече с Троцким? И, конечно, помните, чем она закончилась, её неофициальная часть?

Посол от напряжения заёрзал на кресле.

– Да… Договор насчёт Франции… – слабым голосом сказал он.

– Всё верно. Так вот один из этих умалишённых гениев эмигрирует во Францию, благо там осела половина бывшей царской России, и во всеуслышание заявит о союзе Германии и России, в том числе военно-техническом, то есть о ГЕФУ. И тогда из осуждаемых наши люди превратятся в оклеветанных, и мы с достоинством вернём их в страну, без расследования рейхспрезидента. А в Германии ими займутся уже другие.

Глаза посла расширились от услышанного. Он явно не успевал за ходом мыслей собеседника, но понимал, что затевается очень непростая и опасная игра.

После небольшой паузы он ответил:

– Итак, господин Кляйнц, вас необходимо тайно перевезти в Петербург… простите, Ленинград. Что делать – понятно. Но как? Как вы там будете жить? Подделка почерка не заменит знания русского языка! Или вы и язык…

– Знаю, господин посол, – спокойно ответил Зигфрид на почти чистом русском, слегка проглатывая букву «л» так, что получилось «посоу».

«Посоу» встал из-за стола, нервным шагом прошёл до двери кабинета, слегка приоткрыл её, как бы проверяя, что их разговор никто не подслушивает.

– И кто этот бедный безумный гений? – спросил он, вернувшись на место.

– Терпение, дорогой граф, терпение! – И Кляйнц негромко, но, как показалось послу, зловеще рассмеялся. – Наша задача – вывезти его целым и невредимым за пределы России!

– Кто вы, чёрт вас побери?!

Посетитель приподнялся, одёрнул лацканы пиджака и ответил:

– Как пожелаете, граф. С этого момента и до конца операции для вас я – Чёрт.

– Право, Поэт! Это чёрт-те что! Куда делась сила духа?! Откуда это уныние и безысходность? Ну-ка! Встряхнись! Херес закончился? Эй, Петрушка! Мигом в магазин! Ещё три… нет, две бутылки хереса! И чтоб одна нога там, а другая здесь! Да не грусти, Поэт! Сейчас всё исправим!

Он обхватил за плечи пьяного молодого человека с кудрявой русой шевелюрой и слегка встряхнул.

– Или ты на сегодня всё?

– Отстань от меня, Волчара! Не могу… Сердце кровью обливается… Это же их из-за меня!.. И Лёшку… Гады! Гады! Гады!!!

– Успокойся, Поэт! – Он обнял друга, приподнял и прижал к себе. – Уже почти год прошёл, а ты всё не уймёшься. Тебе себя беречь нужно, ты же – Поэт!

– И что?.. И что?! Разве так можно, Волчара?

– Всё. Ложись. Никакого хереса на сегодня.

– Нет! Я должен писать! Мне немного осталось…

– Успокойся, Поэт! Ты об этом два года назад говорил, а живёшь же! Так и надо – смейся над смертью, пусть она тебя боится!

– Мне тяжело в Москве… – Поэт вдруг резко успокоился, что характерно для людей с расстроенной алкоголем или наркотиками психикой. – Мне нужно уехать. Может, на Урал? Или в Сибирь! А, Волчара?

– Как же так, Поэт! Ты же всего три года назад писал, что любишь Москву, «этот город вязевый» !

Он видел, что Поэт опять стал возбуждаться, и поэтому плотнее прижал его к себе.

– Не нужно. Зачем? Тебе в Питер стоит заглянуть. Там как раз к новогодним и Рождеству подготовка идёт, Дворцовую и Невский отмывают и скоро наряжать будут… Столько позитива!

– Не нравится он мне, – снова успокоившись, сказал Поэт. – Столько лет пишу, а о нём – лишь одно стихотворение. И то:

Ты опять хочешь, чтобы я его видел «мутным взглядом» , Волчара?!

Поэт опять завёлся.

– Конечно же нет, дружище! Уже год прошёл, как ты это написал! Попробуй, съезди! Может, что-то изменилось? И у тебя появится второе, уже доброе произведение о нашем городе… Ленина!

– Тьфу… Дрянь какая… – то ли от слов собеседника, то ли от осадка на дне стакана ответил Поэт. – Так что, без хереса сегодня?

Собеседник утвердительно кивнул.

– Как без хереса? – Поэт отстранился и засмеялся. – Это же в своём роде допинг для меня! Не волнуйся, дружище! Одну бутылку на двоих мы с тобой сегодня ещё уговорим, и после этого можно будет отдохнуть! Но только – тебе! Мне ещё творить! Ноябрь – прекрасный месяц! Тут, в столице, уже холодно, и он навевает мысли о зимней стуже. А на юге – напоминает ушедшее лето! Ты слышал это?

И Поэт, став одной ногой на стул, слегка запрокинув голову, отведя правую руку в сторону, а левую засунув в карман бридж, бодро продекламировал:

– Это я про ноябрь написал, почти десять лет назад… Но никто их не помнит и мало кто знает…

Он опять стал впадать в отчаяние, поэтому товарищ поспешил его перебить:

– Всё! Готовься к поездке в город на Неве! В течение месяца всё устроим! Я буду там, попрошу, чтобы Жорж и Лиза также подъехали! Тебе будет там хорошо, поверь!

Собеседник видел, что Поэт заколебался. Конечно, глядя на состояние последнего, трудно было предположить, что Поэт что-либо вспомнит завтрашним утром, но гость хорошо знал его, знал, что такие «отправные точки» в его мозгу заседают надолго.

Решил добить:

– И Она туда обязательно приедет!

Поэт метнул в его сторону быстрый, казалось, протрезвевший взгляд.

– Ты обещаешь, Волчара? Я с ней виделся третьего дня, и Она ничего не сказала о том, что мы сможем снова встретиться!

– Обещаю, дружище!

– Тогда я согласен. Вы мне все и даром не сдались, а вот Она… Не обижайся… После того как убили Лёшку, со мной опасно находиться рядом, тем более вам, моим друзьям! А Ей… Пусть Она погибнет вместе со мной! – И его глаза вновь заволокло пьяной пеленой.

– Одно прошу, – продолжил Поэт, – никаких гостиниц. Только квартира. Не менее чем в три комнаты, с паровым отоплением, горячей водой и просторной ванной. И чтобы в шаговой доступности от этого дома была кондитерская. Она очень любит сладкое, а Питер славится своими кулинарными изделиями. Прошу тебя… И чернила! В квартире обязательно должны быть чернила, ты слышишь?! Мне нужно писать…