Владимир Орих - Первое чудо

– Да, я знаю. Они были преступниками, да?

– Ну, среди них были не только преступники, может быть, и просто люди, неугодные стоящим у власти…

– Как это – неугодные?

– Значит, несогласные с ними.

– Люди, стоящие у власти, – это королева и король? А разве можно не согласиться с королем?

– Скажи, – спросил Джеймс, – а с папой и мамой можно не согласиться?

Том насупился, почувствовав подвох:

– Но папа и мама ведь не король с королевой. Они могут иногда и ошибаться… Но, дед, вот скажи: в Австралии ведь правит английская королева? А разве нельзя было найти свою? И как она может править целой страной на таком большом расстоянии? Она же не видит и не знает, что здесь происходит. Вот, например, фонтан «Капитан Кук» ремонтировался целый месяц. Наверное, если бы королева жила здесь, она бы этого не допустила! А фонтан и сейчас не на семьдесят ярдов воду подбрасывает, а только на двадцать…

Дед в ответ поделился своими соображениями насчет связи между качеством ремонта фонтана и присутствием здесь английской королевы. Том переключился на другое:

– Смотри, Мак! Вон летающая тарелка.

– Где?

– Вон же!

– Это же здание Академии Наук! – рассмеялся дед.

– Да я знаю, что здание. Но оно очень похоже на летающую тарелку. Как в том сериале про звездные войны, правда?

Джеймс пожал плечами:

– Не знаю…

– Ты что же, не смотришь этот сериал?

– Нет, – признался Джеймс, – не смотрю.

Том смерил деда взглядом, вздохнул и приумолк на некоторое время. О чем же можно разговаривать с человеком, которому неинтересно смотреть сериал про звездные войны? Но это не помешало Тому на прощанье напомнить деду про паровоз.

Редакция еженедельника «Сандэй Ньюс» располагалась в северо-восточной части города; от дома Мак-Грэйва до нее ходу было минут двадцать пять, большей частью по улице, обе стороны которой были засажены липами. Как и все жители столицы, Джеймс испытывал чувство гордости оттого, что улицы Канберры, как аллеи ботанического сада, украшали породы деревьев из разных уголков планеты. Джеймс любил ходить пешком. Машину он продал уже давно: пока жена была жива, они куда-то еще ездили вдвоем – в основном, конечно, в магазины за покупками. А сейчас, если ему нужно было по личным делам съездить куда-нибудь, он просил зятя, по служебным делам – Дэвида или Роберта. Это были два основных его помощника, репортеры, которые обеспечивали материалами процентов на восемьдесят каждый выпуск газеты. Остальные двадцать процентов заполнял он сам – частично своими материалами, частично информацией из других изданий. Статей на чисто политические темы в его газете не было, и избегал он выражать пристрастие тому или иному политическому течению или лидеру не потому, что не имел его. Как всякий нормальный человек, он не оставлял без внимания и собственной оценки любое значительное событие в жизни своего города, страны, планеты, наконец. Но он давно понял, что нет ничего более изменчивого и лживого, чем политика, что человек негибкий и не умеющий приспосабливаться не продержится и часа на вершине политического Олимпа и что заниматься политикой – это такая же работа, как и любая другая, цель которой – раздобыть средства к существованию. Поэтому чем громче и красивее кто-нибудь говорил о «нуждах народа», тем меньше Джеймс ему верил. Телефонный звонок Чарли Дженкинса напомнил Маку о давно и безвозвратно ушедших годах их юности. От Чарли исходила даже не просьба, скорее предложение. Даже если бы оно было менее интересным, Джеймс не стал бы отказывать старому другу.

Дэвид Маркоуни был профессиональным репортером. Пописывать «эссетики» он начал еще в школе, сначала по поводу уикэндовских пирушек в компании старшеклассников. В университете он даже организовал самиздатовскую газету, чем и обратил на себя внимание не только преподавателей, но и редактора еженедельника «Сандэй Ньюс», искавшего среди выпускников факультета журналистики замену собирающемуся уходить на пенсию репортеру. Не сказать, чтобы Дэвид был отмечен особым талантом, но способности к литературно-журналистскому творчеству у него, безусловно, имелись.

На предпоследнем курсе университета Дэвид женился, теперь у них с Бэтси был уже трехлетний сын. Бэтси не работала, зарплаты Дэвида вроде бы на жизнь хватало, но на более скромную жизнь, чем им хотелось бы. Вообще, у Дэвида была мечта жить не в забытой Богом на окраине планеты Австралии, а где-нибудь во Флориде на собственном ранчо и заниматься выращиванием пшеницы, наблюдая из шезлонга за перемещением по полю тракторов. Или не во Флориде; или не пшеницы… Собственно, он пока еще не задумывался конкретно о том, чего он хочет, к тому же слабо представлял, растет ли во Флориде пшеница и легко ли ее вырастить, полулежа в шезлонге. Просто ему хотелось чего-нибудь такого, ну… очень хорошего. Не сказать, что то, что он имел сейчас, было плохим: стоимость вполне приличного коттеджа была уже выплачена почти на четверть, малолитражная «Мазда» пока еще удовлетворяла потребностям семьи и не требовала к себе излишнего внимания, работа в редакции, кажется, нравилась, и сам редактор – очень даже неплохой человек. Но сидел внутри Дэвида какой-то червячок и точил, точил его постоянно.

Дэвид был статным, высоким и широкоплечим, черты его лица с твердым подбородком не лишены были приятности. Он был весьма коммуникабелен, и потому общение по долгу службы с людьми разного возраста, разных профессий, как с мужчинами, так и с женщинами, не составляло для него труда. Вообще он чувствовал, что умел располагать к себе людей, если не сказать – нравиться. Задавая себе вопрос, почему бы ему при всех его положительных качествах не иметь более умную, более красивую и обладающую более изысканными манерами жену, более престижную и более высокооплачиваемую работу, позволяющую ему владеть более респектабельным жильем и более роскошным автомобилем, Дэвид не находил достаточно убедительных причин для отрицательного ответа. Конечно, он знал многих людей, которые в двадцать пять лет имели гораздо меньше, чем он. Но он знал и таких, которые имели гораздо больше. Чем они были лучше?

Зная о наличии внутри у Дэвида этого червячка, а также учитывая то, что его коллега Роберт был еще холост, редактор Мак-Грэйв поручал работу повыгоднее в первую очередь Маркоуни, а Роберту – уже во вторую, для восстановления равновесия. Дэвид давно привык к такому отношению шефа и воспринимал его как должное, поэтому и посчитал вполне логичным, что именно ему выпало поведать миру о «куклах» некоего мистера Нортриджа, живущего на острове в океане на приличном удалении от австралийского материка. Это само по себе уже сулило неплохие командировочные. Но на этом везение еще не кончалось: Дженкинс, вызвав к себе Дэвида и предупредив, что «об этом разговоре никто не должен знать, даже Мак-Грэйв», поручил Дэвиду выполнение несложных, но хорошо оплачиваемых обязанностей. Попросту говоря, Дэвид должен был шпионить за Нортриджем и держать банкира в курсе его дел.