Ирина Ребони - День Правды

Я удалилась в холл, взяла в руки журнал, но мне не читалось. Моя нынешняя жизнь совершенно не походила на прежнюю, и я не могла понять, насколько мне нравится или не нравится эта новизна, к тому же, меня непрерывно мучил мой неопределенный и довольно странный статус. Я живу в роскошном доме, питаюсь изысканной пищей, мою комнату убирают, даже одежду стирают и гладят. Разве так заботятся о наемном работнике? А что делаю я, отрабатывая немалую зарплату? Утром мою и укладываю волосы своей подопечной, потом делаю легкий массаж и укол. Массаж я давно освоила, регулярно делала его маме, чтобы не было пролежней, а потом и всему медперсоналу, так что, наверное, справляюсь не хуже среднего профессионала. В первый же рабочий день я изучила рекомендации врача и составила график приема лекарств и выполнения процедур. У Антонины Петровны куча всяких болезней. Некоторые лекарства она принимает постоянно, а другие курсами, то же касается и уколов. Сейчас я ей колю препарат, предотвращающий развитие артроза. Когда этот курс закончится, после десятидневной передышки приступим к борьбе с сосудистыми заболеваниями. На этом практически и заканчивается моя деятельность в роли сиделки. Есть еще работа, связанная с фондом. Но… Дело в том, что Антонина Петровна регулярно делает взносы, а потом доступа к этим деньгам не имеет, так что глупо рассчитывать, что она будет тратить столько же средств на личную благотворительность. Хорошо, если Паше поможет, ну, может, еще кому-нибудь из тех троих, кого я отобрала. Поэтому, как ни крути, большинство писем приходится переадресовывать в центральный секретариат, с чем до сих пор благополучно справлялась секретарша Виктора. В общем, практической работы я выполняю с гулькин нос, но все равно себе не принадлежу, постоянно нахожусь в распоряжении Антонины Петровны. Мы вместе едим, гуляем, обсуждаем всевозможные проблемы и смотрим телевизор. Возможно, в семьдесят два года широкий круг общения не нужен, но мне же не семьдесят два! А у меня даже выходных нет, чтобы просто прогуляться по Питеру, и я почему-то боюсь об этом заговаривать. Выходит, никакая я не сиделка, не помощница, а приживалка, в лучшем случае, компаньонка. Надо с этим что-то делать!

Постепенно мое возмущение улеглось, и я подумала, до чего же я неблагодарная скотина! Ведь совсем недавно корчилась от страха в Прасковьином доме, считала копейки и убирала грязь в занюханном магазинчике. Пьяные грузчики, все без исключения, самыми грубыми способами пытались найти ко мне подход. Я давно привыкла к такому поведению мужчин, а силой меня бог не обидел, да и за словом в карман не лезу, так что быстро со всеми разобралась. А еще директор с масляными глазками… Неужели мне нужно такое общение? Нет, я очень благодарна Антонине Петровне. Во всяком случае, сейчас у меня появилось время, чтобы перевести дух и скопить денег на ближайшее будущее. А там посмотрим.

После салона мы отправились по магазинам – посетили парочку на Петроградской стороне, но ничего там не купили, затем заехали в шикарный магазин на канале Грибоедова, ориентированный на молодых состоятельных модниц. У меня сначала глаза разбежались от обилия выбора, а потом они же выскочили на лоб от запредельных цен. Я не могла ни на чем остановиться, тогда в дело вступила Антонина Петровна, и вскоре я стала обладательницей шикарного гардероба. Мои возражения она отмела как нечто несущественное, а я с ужасом поняла, что враз лишилась двухмесячной зарплаты, окончательно увязнув в заботливых сетях своей подопечной. Нет, похоже, это я ее подопечная.

Ночью я долго не могла уснуть. Как бы трудно мне ни приходилось, никогда прежде не брала в долг, и это давало ощущение свободы и независимости. Теперь, если вдруг захочу уволиться, то сделать этого не смогу, так как нечем рассчитаться за покупки. А еще завтрашний наплыв гостей… Судя по рассказам Антонины Петровны, все эти люди непростые, и их отношения мне трудно понять, не привыкла я к дворцовым интригам. Конечно, и в Заполье есть свои сложности в отношениях, но они мне понятны. Здесь же не представляю, что будет, хотя отсутствием воображения не страдаю. Однако думаю, что мое появление в непосредственной близости от одинокой миллионерши многим не понравится. Ко всему прочему, вдруг стала бояться сделать или сказать что-нибудь не так. Я с детства тяготела к литературе. Сначала хотела стать журналисткой, потом писательницей, собиралась поступать в университет, так что всегда следила за своей речью, слушала дикторов, много читала, справлялась по словарю, правильно ли делаю ударения, но Антонина Петровна уже несколько раз меня поправляла. Меня это очень беспокоит, не хочется выглядеть безграмотной провинциалкой. От слов-паразитов, двусмысленных и грубоватых словечек я практически избавилась, на нецензурные выражения, к которым с успехом прибегала в Заполье, наложила табу, но иногда выскакивает что-нибудь неожиданное. Когда я примеряла куртку, она мне очень понравилась не только внешне, но и на ощупь – нежная, мягкая, и я обратилась к Антонине Петровне:

– Полёгайте!

Она свирепо уставилась на меня:

– Что это слово означает?!

– Ну, потрогайте, – пробормотала я.

– Почему ты сразу не могла нормально сказать? Зачем выставлять себя в невыгодном свете?

– Так говорят, когда имеют в виду что-то мягкое…

– Ты этот свой фольклор оставь для Заполья.

Мои пояснения ни в чем ее не убедили, и она в очередной раз посоветовала мне следить за своей речью. В общем, трудно кардинально измениться за две недели, а предыдущие два с половиной месяца моего пребывания в Питере вряд ли этому способствовали.

На следующий день во время утренней прогулки Антонина Петровна прочитала мне лекцию о хороших манерах и о тонкостях общения с ее родственниками и знакомыми. Подопечная своей подопечной, я внимала ей с благодарностью и даже с благоговением.

– Вера может сделать тебе какое-нибудь бестактное замечание, – говорила она о младшей сестре мужа, – не вздумай обижаться и огрызаться, отделайся какой-нибудь нейтральной фразой или просто улыбнись. Это остудит ее пыл. Эдик очень насмешлив, – продолжала Антонина Петровна, – если сможешь, отшутись, или опять призови на помощь улыбку. Поверь, это действенное оружие против родственников моего мужа. Арнольд бывает откровенно груб, особенно когда выпьет, а Лаура высокомерна. – Мне стало не по себе от открывающихся передо мной перспектив. – Остальные более адекватны, во всяком случае, умеют себя вести.

После еще целого ряда подобных замечаний Антонина Петровна выразила надежду на то, что я справлюсь с предстоящим испытанием. Я тоже на это надеялась, но до уверенности было далеко.