Олег Ясинский - Девиация. Часть третья «Эльдар»

Посвящаю всем девочкам, девушкам и женщинам, которых любил, и которые любили меня.

Автор

Да, я распутник, и признаюсь в этом. Я постиг всё, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда…

Маркиз де Сад

Глава первая

Ноябрь – декабрь 1991. Городок

Последние дни осени засыпало снегом. Ноябрь девяносто первого мокрой крупою перемело в декабрь.

Окружающий мир пробовал вторгаться в мой маленький мирок, однако проблемы за пограничьем личной ауры волновали мало, ничего не вызывали, кроме жалости.

Патриотический порыв незалежныков увенчался референдумом и выборами президента независимой Украины. Первого декабря в публичной казни Советского Союза я не учувствовал, хоть, по долгу службы, был обязан: в школе выборный участок соорудили, а учителей – сознательных и не очень – в комиссию назначили.

Неведающие не знали, что творили, а я ведал, и не пошёл. Я обратился древнегреческим идиотом, который не участвует в собраниях граждан полиса и иных формах государственного управления. Я симулировал ОРЗ, закрылся дома, избранно перечитывал «Декамерон», отрешённо думал о Майе, плотоядно вспоминал Миросю, смутно – Алевтину Фёдоровну, а потом плакал вместе с богатыми, сопереживая Марианне Вильяреаль.

Зато когда через неделю, восьмого декабря, в Беловежской пуще новоявленный президент подписал соглашение о распаде Советского Союза, меня затошнило от бессилия.

Ещё раньше, размышляя над своеволием «вершителей судеб»: королей-царей, политиков, буржуев-миллионщиков, которые по своему разумению ломают судьбы тысяч и тысяч ни в чём не повинных людей, я открыл неприглядную страшную тайну. По всему выходило, что, достигнув надуманных высот, властьимущие ПЕРЕСТАЮТ БЫТЬ ЛЮДЬМИ. Они превращаются в человекоподобных тварей-паразитов, злобных клоунов с изменённым сознанием, где нет места состраданию и любви. Отдельный человек для них – ничто, винтик, пылинка, без зазрения совести посылаемая на заклание.

Оттого, решил я, своими делами названные твари выбирают участь, ставят себя за рамки человеческих законов, и ветхозаветное «не убий», и новозаветное «ближний», на них не распространяется. Следовательно, эту камарилью нужно травить как крыс, как тараканов, делать им пакости, а значит их уничтожение – не грех, не зло, а самое настоящее благо. Без них мир станет лучше.

Со временем страшное открытие призабылось за любовными перипетиями. Но сейчас, узнав о самовольном разрушении Страны, решил отомстить: хоть бы чирьев наслать на хитрые задницы беловежской тройки, как когда-то наслал Завклубу.

Тогда удалось. Нарочно проверил: подослал к нему верных пионеров, вроде одолжить красной материи для украшения зала. Школяры потом рассказали, что маялся бедный Михаил Павлович, на стул присесть не мог, стоя квитанцию заполнял.

Ту же участь уготовил новоявленным президентам, но особенно нашему – не скупясь, щедрой россыпью (благо, их портреты во всех газетах красовались). Для более действенной мести, чтоб до смерти пекло, даже дедов Инструмент из укромного места извлёк, благоговейно перебрал.

Особенно заинтересовала меня Книга Искусства – старинная, с жёлтыми пергаментными страницами, в кожаном переплёте, в которой специальными чернилами записаны магические рецепты, заклинания и ритуалы. На первом листе Книги была начертана пентаграмма в дополняющих рунических знаках. В центре звезды имелась выскобленная проплешина, чуть светлее окружающего фона, где раньше помещалось дедово Истинное Имя. После необходимого ритуала очищения, мне нужно вписать в то место своё – лишь тогда Книга станет служить и повиноваться.

Ещё в шкатулке были замотанные в мешковину два старинных ножа: с чёрной ручкой и белой ручкой (главнее – с чёрной, – вспомнил я), шнур-пояс вроде тесьмы, закопченная металлическая чаша-кадильница на маленьких ножках и почерневший от времени небольшой серебряный кубок. Инструмент тоже нуждался в очищении и переименовании, иначе проку от него, как от музейных экспонатов.

Уже принялся готовить необходимый ритуал. Достал пчелиного воску, чтобы вылепить куклы обречённых президентов; из журналов вырезал по контуру их силуэты, которые под особые заклинания нужно было спалить над чёрной свечой, а добытый пепел подмешать к воску. Уже представлял, как буду кромсать священной сталью их поганые тела, означая места чирьев глубокими надрезами, однако спустя несколько дней, угомонился. Не готов я к посвящению. Пусть первым моим магическим действием будет доброе дело, а те иуды сами себя перегрызут.

К довершению всего Хранительница приснилась, нашептала, что новоявленная страна не просуществует больше трех десятилетий: её погубят непомерные амбиции разнообразных гетманов, которые не смогут поделить булаву. Да и покойный дед учил, что всякая власть от Бога – как испытание, как наказание. Потому не стоит об то дерьмо пачкаться.

Во второй половине декабря девяносто первого меня больше заботил Майин приезд на новогодние каникулы.

Конец декабря 1991. Городок

Майи приезд не столько заботил, как обнадёживал. После знакомства с дядькой наши отношения потеплели, и я надеялся, что в уютном провинциальном мире Снежная королева растает.

Иных муз у меня не было. Дружба с Химичкой – не в счёт. После нечаянного новогоднего сближения двухгодичной давности, я прекратил любые попытки такого рода, не желая обижать хорошую девушку. А попросту её не хотел, в отличие от недоступной Майи.

Майя приехала в Городок перед Новым годом. В тот же вечер позвонила, обещала придти в гости. Перед сном я живописно мечтал о визите, не жалея красок, хоть и Гном, и Пьеро наперебой подсказывали, что ничего ТАКОГО между нами не случится.

Встретились мы на следующий день вечером, возле памятника Ленину, по случаю праздника наряжённого в снежную тюбетейку и такую же мантию. Как и предполагал, Майя особой теплоты не проявила, лишь поцеловала в щёку да властно взяла под руку.

Пока шли к моему дому, девушка рассказывала, что Киев – столица уже независимой Украины – в ожидании манны небесной, уходившей с украинских земель в голодную Россию. Манны пока не было. Исчезало и насущное по доступным ценам. Зато в людных местах выросли шатры, которые торговали жвачками и непристойными журналами. Майю происходящее устраивало, поскольку давало возможность, как она говорила, «выбиться в люди».

Я никуда выбиваться не собирался, поскольку мне было уютно в Леанде. Чертыхнувшись про себя, спросил о более важном – личной жизни. Майя так же задорно рассказала, что экзамены уже сдала, потому до старого нового года будет в Городке.