Владимир Топилин - Когда цветут эдельвейсы (сборник)

– Ну, хватит! Что-то я совсем рассопливилась! Зачем же плакать, когда нет причины?

Сука понятливо замотала хвостом и хитро посмотрела на девушку, как бы говоря: «Верно говоришь. Незачем плакать? Лучше бы отпустила меня с привязи!»

Ольга поняла ее намек, но отрезала:

– Пока что сиди! Еще хозяйский след не остыл. Убежишь за ним – кто меня будет тогда защищать? – и, еще раз погладив собаку по загривку, пошла подкладывать в печь дров.

В избушке и бане – жара, но воздух напитан влагой. Чтобы десятисантиметровый слой ореха не запрел, Ольге приходится ворошить его рукой через каждые двадцать минут. И так до полной просушки. Казалось, что тут особенного – вороши да подкидывай в печку дрова! Но и от такой легкой, но монотонной работы кругом голова. В глазах стоит рябь от нескончаемого коричневого цвета, а на зубах – оскомина от постоянного лузганья. Зубы и челюсти болят, но руки сами собой тянутся к крупным зернам.

Весь в делах и заботах прошел короткий осенний день, девушка заблаговременно приготовилась к ночевке: принесла в избушку воды и дров, привязала Волгу неподалеку от дверей, все имевшиеся топоры поставила к порогу, ножи выложила на стол, заряженную «Белку» поместила у изголовья.

Как только вечерняя заря начала недолгий затухающий забег, Оля замотала дверь на нетолстую медную проволоку, укрепив свою крепость от нежданных врагов.

Кого считать своим врагом, она и сама не знала: то ли лохматого хозяина тайги, то ли клыкастую росомаху, то ли необъяснимых злых духов, ворующих и пугающих человеческие души.

Но в этот вечер ее мог напугать не только медведь, но и внезапное появление мышки на столе. Действуя по женской логике, девушка потушила лампу, чтобы «некто» не мог увидеть ее с улицы и, закутавшись в большое ватное одеяло по самый нос, вслушивалась в негромкие звуки радиоприемника.

Стараясь поскорее уснуть, она считала в уме до тысячи, но сон не приходил.

Вместо этого почему-то вспомнились родители: как они там? Все-таки какие бы они ни были – это ее родители, ее родные и любимые люди.

Перед глазами замелькали яркие огни большого города, в котором она училась, лица знакомых, подруг. Переживая заново яркие и красочные эпизоды девичьей жизни, Оля улыбалась своим воспоминаниям. Но вдруг, вернувшись в реальность, ужаснулась от мысли, что сейчас она находится вдали от всего этого мира, как травинка, затерявшаяся среди моря тайги.

Ей почему-то стало очень жалко себя. Поддавшись слабости, она заплакала. Зная, что ее никто не услышит, кроме ветра, пугающей темноты да нескончаемых деревьев, Ольга не сдерживала бегущих по щекам слез и всхлипываний. Тихий плач постепенно превращался в истерический, безостановочный рев, от которого застонали бревенчатые стены избушки. Казалось, что уже ничто не может остановить ее.

Кто-то скребется в дверь и скулит. Да это же Волга! Ольга тут же соскочила с нар и пустила обрадованную суку внутрь избушки. Негромким, ласковым голосом позвала собаку к себе в постель. Удивившись такой неожиданной чести, Волга как бы нехотя залезла на нары и притихла в объятиях девичьих рук.

С «подругой» намного легче: Оля была уже не одна! Живое существо было рядом, и на душе стало приятно и спокойно…

Нечто неясное и неопределенное доходило до ее сознания сквозь сон: она поняла, что это, открыв глаза. В окно полноправно стучался рассвет, оживлявший лесных обитателей. Волга стояла около двери и, напружененно подергивая хвостом, крутила головой из стороны в сторону, вслушиваясь в какие-то неясные звуки в сенях.

Стараясь не шуметь, Оля привстала с нар и, взяв в руки ружье, тихо прошлепала босыми ногами к двери. При виде «Белки» беспокойство собаки усилилось: подстегнутая поддержкой хозяйки, она заскулила и принялась царапать дверь лапой. Медленно и осторожно размотав ночной крючок, Оля, придерживая за загривок Волгу, направила в щель срез стволов. Но вместо оскаленной клыкастой пасти увидела знакомую красную бровь глухаря, под которой настороженно замер коричневый немигающий глаз! Присев и приняв изготовительную позу, мошенник, казалось, только и ждал мгновения, чтобы сорваться с места.

Волга не выдержала – хватив резкого запаха дичи, она изо всех сил дернулась и с грозным лаем бросилась в дверь. Но петух уже был в полете! Досадно и бесполезно чавкая челюстями, собака пыталась схватить удалявшуюся дичь. Разрываясь на части, отталкиваясь задними лапами от земли, она, казалось, едва не достигала низко летящего петуха. Бухающие крылья медленно, но уверенно поднимали жирное тело. Отлетев от избушки около пятидесяти метров, глухарь с шумом сел на большой сук разлапистого кедра и, осмотревшись по сторонам, громко заскиркал.

Лающая собака бесилась под деревом, от досады и беспомощности грызла ствол, словно добывая улизнувшую из-под самого носа добычу. Волга была охотницей еще в утробе матери и видела в глухаре только пищу, которую надо добывать. И поэтому, ожидая выстрела, непонимающе смотрела на улыбающуюся хозяйку, как бы говоря: «Ну что же ты медлишь? Стреляй, а то улетит!»

Но Ольга не стреляла. Она узнала в птице своего друга. Любому охотнику известно, что глухарь не боится собаки, сам интересуется ею, а иногда даже дразнит четвероногое животное, сидя на недосягаемой высоте. Промысловики пользуются этим моментом и под собачий лай удачно скрадывают осторожного и чуткого глухаря.

Настроение Ольги поднялось. Она радовалась первым лучам солнца, неожиданной встрече с другом-глухарем, своему отражению в зеркале, своевременно ушедшей черноте ночи, которой она боялась еще вчера. Сегодня она смеялась над своими глупыми страхами. Первая ночевка в тайге в пустой избушке (Волга не в счет) прошла нормально, поэтому серый мир, окружавший ее, казался не так уж и плох. Можно было начинать новый день с чувством восторженной радости, уверенности в своих силах и торжестве победы над собственными страхами.

Негромко подпевая мелодии, доносившейся из включенного «Альпиниста», она принялась пересыпать со стеллажей просохшие за ночь ядреные зерна.

Освободившись, с удовольствием потянулась за висящим на стене биноклем и, предвкушая радость наблюдения, вышла из избушки.

Усевшись на свое любимое место – большую кедровую чурку, находящуюся под навесом, Ольга надолго припала к окулярам, всматриваясь в тайгу.

Следуя Васькиному совету, который настойчиво поучал: «Внимательность в тайге – одно из важных качеств следопыта! Запоминай все, что тебя окружает. Это может пригодиться!» – Оля подолгу задерживала взгляд на одном месте, как будто ожидая оживления камней, деревьев или кустарников. Таким образом, она училась запоминать и уже знала самые важные ориентиры: наиболее высокие вершины белков, очертания лугов или рисунки резкоочерченных ложков с быстрыми ручьями. Если бы ее сейчас завели на один из знакомых отрогов и оставили в одиночестве, можно не сомневаться – дорогу назад, к избушке, она найдет.