Дмитрий Сенчаков - Внимание… Марш!

Я присмотрелся к Рите. Густая чёрная грива. Коротковатая, конечно, чтобы не мешала спортивной дисциплине. Размашистая штриховка чёлки. Вызывающе очерченный острый носик. Немного раскосые, выразительные глазищи. Союзные брови, впечатляющие скулы, нитка тонких, всегда крепко стиснутых губ. Признак спортивного характера? Вокруг всего этого смуглая загорелая кожица… Ноль косметики. Красавица!

Как у всех барьеристов (так называют бегунов и, конечно же, бегуний с барьерами) у Риты – длинные крепкие ноги. Затянутые в фиолетовые лосины, они являли собой образец, как мускулатурного рельефа, так и остроты коленных чашечек. Ни жиринки, ни полжиринки – ни на подбородке, ни на плечах… Длинные тонкие пальцы теребят лямку рюкзака, лежащего плашмя на соседнем сиденье у окна. Маникюр безупречен. Зелёный лак с косой фиолетовой полосочкой. Страза в углу ногтя на безымянном.

Тем временем сворачиваем на Беговую улицу.

– Рита, а ты давно в Москве?

– С октября.

– Нравится?

– Очень! – разгорелись глаза у девочки.

И тут же потухли:

– По дому скучаю.

– Дома хорошо… – соглашаюсь я.

– У меня такой дом! – качает головой девушка. – Любой позавидует… А я вот зачем-то бегаю от него.

– При этом ещё и препятствия преодолеваешь, – поддакнул я.

Рита резко взглянула на меня. Словно кислотой облила!

– Это я про барьеры твои, – поторопился я объясниться. – Ты же сто метров с барьерами бегаешь?

– Да.

Рита поправила чёлку

– Я давно из дому сбежала. С двенадцати лет в спортивном интернате. В Уфе. Теперь вот «Динамо» Москва. Меня на ставку взяли. А ты служишь?

– Вот уже пять дней как, – кивнул я. – А где твой дом?

– На Урале. В селе.

– Красотища там у вас, наверное…

– Ещё какая! – соглашается Рита.

– Так ты башкирка?

– Нет, – смеётся Ритка. – Я татарка. Село у нас татарское. Очень древнее. А республика – да, Башкирия.

Повертела головой. Присмотрелась, что там, за окошком, задемпфированным толстой чёрной скруглённой резинкой. Обернулась ко мне.

– Жаль, что зимой здесь всё серое и унылое. В Башкирии, знаешь какие зимы красивые!

– Догадываюсь.

– Московская грязища меня порой в депрессию загоняет. Хочется красок! И тогда я иду либо в Третьяковку, либо в Пушкинский музей 38 38 Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина. .

– Хочется солнца, Рита! Никакие музеи этого не заменят. Проблема московского региона не в длинных, мокрых, угрюмых зимах. А в том, что мало солнечных дней. Ведь что такое жизнь в Москве? Это дни, проведённые под куполом из заварного марева сизой облачности, гриппозного тумана, взволнованной пыли и дымовитого смога.

– Да, ты прав. У нас в Башкирии много солнца. Я не привыкла жить в постоянной хмари. Ну а ты откуда?

– Я? – растерялся я. – Да, в общем, ниоткуда…

– Как это? – улыбнулась Рита.

И улыбка у неё такая притягательная! Распахивает ресницы. Зажигает глазки. Растягивает губки. А на щеках образуются круглые складочки. Эдакие скобочки. Да-да, ротик в круглых скобочках. Так бы и любовался!

Как объяснить этой смуглой подтянутой деревенской девочке… Кстати, вот пальцы её длинные ухоженные никак не вяжутся с деревенским бытом.

– Пальцы у тебя вовсе не крестьянские, – показываю я.

– А я ими никогда и не крестьянствовала, – ржёт Ритка. – Это в папу. Папа у меня высокий, стройный, пальцы у него ещё длиннее моих. Он сам с Ленинграда. В блокаду родился. Горный институт 39 39 Ленинградский горный институт имени Г. В. Плеханова (ЛГИ). закончил. Главным инженером ГОКа 40 40 Горно-обогатительный комбинат. работает. А мама моя – типичная сельская татарка. Коренастая, кряжистая. Сильная! Помню, я маленькая была, а одна корова у нас была молодая, своенравная. Стадо идёт по селу. Все коровы, как коровы, к своим воротам подойдут, ждут, когда хозяйки впустят. А наша по селу бродит, лопух грызёт, а домой не загонишь. Так вот мамка выскочит, перехватит её за рога! Башку её дурную аж вниз пригибает. Та повыкручивается-повыкручивается, а силу-то людскую уважает. В хлев плетётся, как миленькая. И нас у неё пятеро. Да-да! У меня две сестры старшие и два младших брата. Я посерединке! Так откуда ты, Ниоткуда?

Да-да! Как объяснить этой смуглой подтянутой деревенской девочке, что я как-то даже и стесняюсь своей столичности? Вот они люди как люди – у них есть малая Родина. Случись что – обидит судьба, или сам психанёшь… Чего там думать? Взял билет и в поезд! А мне куда деваться? Мне психовать нельзя. Я везде чужой. Вот психанёшь, а сам потом так и будешь болтаться в той же проруби, в том же гнезде, выплеснуться из которой, выпасть из которого, можно только куда-нибудь на комсомольскую стройку, или и вовсе за границу. Ну, или на курорт. Но это сезонно, хлопотно и недёшево.

– Москвич я…

– Ну, я тоже теперь москвичка.

– Я тут родился.

Рита поджала губы – типа, зауважала. Мы заржали.

– Что, и родители твои в Москве родились?

– Не поверишь… Они – тоже!

И мы заржали ещё громче. Тем временем пустой, и оттого лёгкий, автобус бодро рассекал в левом ряду по проспекту Маршала Жукова.

– А где в Москве ты живёшь?

– Практически в центре. В километре от Садового кольца. А ты?

– А я пока кочую со сборов на сборы. Меня всё устраивает, – объяснила Рита. – У меня весь скарб – вот этот рюкзак, да ещё большая сумка. Мне собраться – десять минут. То Серебряный бор, то Новогорск, то «Левобережная», то динамовская гостиница, ну а осень и весна – это, конечно, Адлер. Люблю Чёрное море!

– А мы в Гантиади ездим.

– Да, я слышала, спринтеры туда обычно…

– Ну, там не только спринтеры. Прыгуны, шестовики. Вообще там на самом деле сборы от украинских динамовских клубов, так как дом отдыха Гантиади принадлежит четвёртому Главному Управлению при Минздраве 41 41 4-е Главное Управление при Министерстве здравоохранения СССР – так называемая кремлёвская медицина. Лечебно-санитарное управление, обслуживавшее высших партийных советских чиновников. Руководитель Е. И. Чазов (1967-1987). Аналогичные ГУ существовали при МЗ союзных республик. Украины. Но я так понимаю, что чиновники и тренеры дружат, общаются, организовывают совместные сборы.

– Это здорово, – согласилась Рита. – Я не была в Гантиади.

Миновали городскую застройку. Автобус въехал на мост через Хорошёвский канал. Пересёк троллейбусное кольцо, где паслась в ожидании пассажиров пустая двадцатка, и покатил по Таманской улице. Вот и приехали. Динамовская база. Полувековая дача, построенная в эстетике сруба из оцилиндрованного бревна. Одноэтажная, но довольно витиеватая в плане. Тут и веранда, и зал, в котором нынче столовка. Несколько коридоров и спален. Не менее трёх печей. Гулкий дощатый пол, старые заклинившие окна, крашеные-перекрашеные двери с латунными ручками. А вокруг – вековые сосны, бузина, ирга, смородина и… ландыши!