Дмитрий Коровин - На волнах Приморья

В этот пасмурный июньский день старшекурсника Никиту Садакова терзало состояние отрешенности. В позе мученика он склонился над толстой тетрадью в коридоре одного из корпусов Владивостокского государственного университета экономики и сервиса, или проще говоря «ВГУЭС», и внешне казался сосредоточенным и спокойным. Однако внутри него бушевал маленький бунт, и голоса, доносившиеся из подсознания, негромкими хоровыми воплями настойчиво скандировали «перемен!»

Мозг, накануне подготовленный к экзамену, предательски отвергал науку. Казалось, все, что он впитал за прошедшие дни, исчезло за мгновение, было отторгнуто или стерто; он словно потерял свою хваленую нейропластичность. Буквы, цифры, черточки – танец оголтелых чертенят на припорошенной снегом поляне. Одна большая слившаяся бессмыслица.

– Садаков! – вдруг окликнули извне, заставляя Никиту очнуться и невольно поднять голову, налившуюся свинцом. Взгляд выхватил фигуры трех-четырех сокурсников, скользнул по стене на дверь – откуда высунулась призывающая физиономия улыбчивого студента – и Никита неохотно спрыгнул с широкого подоконника на пол, в последний раз посмотрев на абракадабры, внезапно дешифрованные, но уже не успевавшие поделиться тайнами с чтецом. Да и было не нужно, он же все это знал! Два дня провел в попытках обуздать сей строптивый предмет! Как дикого неутомимого жеребца Никита гонял его по прерии и, не подвластного ни кнуту, ни прянику, все же приманил и оседлал.

– Удачи, – послышалось откуда-то.

Расплывчатые фигуры сокурсников, вдруг ставшие тенями, проводили экзаменуемого до двери зловещей аудитории, будто священники до эшафота.

На подкошенных усталостью ногах Никита вошел, чуть приседая на месте от невидимых на спине булыжников. Несколько жертв, приговоренных ранее, были рассажены на первых рядах с некоторым расстоянием друг от друга. Так никто никому не мешал, чему новоприбывший искренне порадовался, уверенный в своих знаниях, начинающих, наконец, возвращаться в упрямую голову. Ему не нужно было не просить, не подсказывать. Лишь умиротворяющая тишина, да хладнокровный взгляд седовласого преподавателя в сером потрепанном пиджаке – все, что помогло бы собраться и взять себя в руки. Изначальная паника плавно переходила в легкое здоровое волнение, нервы успокаивались, исчезала внутренняя дрожь, и только гулкое «берите» раскатилось по залу, заставляя молодого человека приблизиться к столу и обменять зачетку на билет.

– Уваров, вы готовы? – спросил преподаватель, как только Никита занял место с краю первого ряда.

Кто-то спустился из-за спины, мимо прошел со вздохом, сел у стола с билетами на заскрипевший стул и приготовился к допросу. Но до Никиты долетали лишь обрывки бессвязных фраз. Им полностью овладело задание, совсем не то, какое судьба за все труды и муки могла бы предложить, но все же молодой человек знал, что с ним делать. Осталось порыться в стеллажах памяти, найти нужную полку, вынуть требуемую информацию, набросать кое-что на листе, а остальное пробормотать устно. Больше слов – меньше вопросов. Главное держать себя уверенно!

Когда на месте испытуемого сидел уже кто-то другой, Никита записывал хронологию будущих ответов в виде усеченного плана из двенадцати пунктов. Теперь осталось продышаться спертым воздухом пыльной аудитории, окончательно распрощаться с притихшим волнением и поднять руку.

И юноша отвлекся, посмотрев на экзекуцию с участием девушки из параллельной группы, под чей приятный голос он готовился сейчас, провалившись в себя. Никита, конечно, ее узнал. За эти длинные четыре года он многократно с ней встречался, сидел на тех же лекциях, сдавал зачеты и экзамены в один день, видел идущей в университет по улице, и вместе они замирали на остановке в ожидании разных автобусов. Она, как правило, уезжала на первом номере, или, не дожидаясь его, прыгала в маршрутку; Никита оставался ждать пятнадцатый или шестнадцатый. Но успевал ли он заговаривать с ней, или же она его о чем-нибудь спрашивала? Возможно что-то незначительное, вскользь брошенная фраза о пустяках или погоде. Что завтра обещали дождь, что плохо ходит городской транспорт, что заболел преподаватель и у них тоже не будет практики. Второстепенные встречи, забытые уже в момент их появления. Но почему?

Она сидела к Никите боком, отвечая на поставленные вопросы, гноем льющиеся с уст экзаменатора, как из лопнувшего на языке нарыва. Бедная, несчастная девушка, отчаянно ломающая странно переплетенные вовнутрь пальцы сложенных на коленях рук. Перед этим безжалостным палачом она казалась незащищенной, немного потерянной и смирившейся в ожидании участи. Редкий правильный профиль, плавные черты маленького подбородка, прехорошенький носик, в удивлении приоткрытый аккуратный рот, длинные ресницы на полуопущенном веке, и черная арка брови над ним, не тонкая и не толстая. Очень, очень симпатичная девушка, но почему Никита никогда не уделял ей более продолжительного внимания? Почему не засматривался на общих лекциях, почему не разглядывал на остановке? А ведь сегодня последний экзамен и она растворится до самого сентября!

Молодой человек так пристально таращился на девушку, что даже перестал моргать и, наверное, его пронзительный, проницательный взгляд она почувствовала кожей. И как только седовласое чудовище отвлеклось, перелистывая зачетку, девушка сейчас же оглянулась на Никиту. Но странно, он не спрятал глаз, не отвел их в сторону, а все также продолжал смотреть, зная, что ничего она поделать не сможет – не скажет колкую остроту, не швырнет туфлей, и даже брови не поднимет, беззвучно спрашивая – «парень, что надо?»

«А она действительно красива», – убеждался Никита, смело вкушая цельную картину нежного женского портрета, уже повернутого анфас на изящном мольберте. Дольше, дольше, дольше – холодок по спине – дольше держать контакт, гипнотизировать, влюбить, насытиться ей вдоволь до начала учебного года!

Но почему Никита не опустит взгляд, почему не почувствует себя наглецом? Ведь он всегда был очень робок с мало знакомыми девушками, и должен уже ощутить все оттенки стыда. Но Никита смотрел открыто, словно пытаясь нащупать женскую душу на каком-то космическом уровне.

– Что ж, Максеева, – вдруг произнес преподаватель, медлительно выводя подпись, – материал вы, несомненно, знаете, только запутались конкретно, намешали…

Девушка отвернулась, с досады прикусив губу, и жалобно взглянула на мужчину.

– Не пугайтесь, четыре, – добавил он. – Как говорится, чем могу.

Экзаменуемая просияла, обронила быстрое «спасибо», поднялась и бросилась наутек.