Дмитрий Коровин - Пока в Питере дождь

– Созвонимся как-нибудь, – сквозь зубы выдавил мужчина, в последний раз поглядев на девушку, направлявшуюся из комнаты в прихожую, и добавил вдогонку чуть громче: – Я должен знать, что ты в порядке!

Она ушла, хлопнув дверью так сильно, что вместе с подвесками люстры на кухне вздрогнула посуда. И звон, приятный во всех отношениях, словно эхом праздничных бокалов пощекотал ушные раковины. Она ушла, оставив слабое смятение, чувство легкой вины и воздушное огорчение, рассеянное в момент щелчка фиксатора на замке. Нет, она не замирала перед дверью в ожидании и раздумье, выбор ее был обдуманным, взвешенным, непоколебимым! Она ушла, и где-то на лестнице еще раздавались гулкие постукивания бодро сходящих по лестнице женских ног. Пятьдесят килограммов на шпильках, не считая чемоданов и сумки, перекинутой через плечо. Убежала без боязни споткнуться, и помощи с вещами не спросила, по причине гадкого характера, коронованного гордостью.

Нет обиды, все будто замерло в прошлом; нет эмоций, все растворилось давно. Скандалы отгремели, все затихло, и остатки безвкусных недомолвок щедро залиты сладостным консенсусом, к коему оба пришли на днях. Она ушла из чужой квартиры, оставив хозяина одного, в полной убежденности его страданий, но просчиталась в этом. Она давно ему была безразлична, и он проводил ее спокойно и легко. Проводил, чтобы быстрее стереть из памяти и порадоваться подзабытому одиночеству.

Тишина… Это шепот свободы! Несравнимое ни с чем облегчение! Больше нет необходимости растрачивать внимание на кого бы-то ни было, кроме себя; больше не надо ни о ком беспокоиться, спрашивая: где была и что нужно. Можно вновь раскидывать по комнате носки, отращивать густую щетину и, вместо псевдо-здорового питания из рыбы и овощей, снова вернуться к любимым: яичнице, мясу и бутербродам.

«Долой женщин!» – вопили радостные мысли удовлетворенного холостяка, перебиравшего привилегии нового существования. – «Эта квартирка превращается в пещеру, куда я снова буду притаскивать трофеи. Охотой жить – предназначение мужчины, а раз женщины это подавляют, так к черту их!»

Вскочив из кресла, в котором последние сорок минут велось наблюдение за дезертировавшей сожительницей, собиравшей пожитки, хозяин квартиры быстро оглядел комнату, в опасении найти какие-нибудь оставленные вещи, и передислоцировался в ванную.

Ничего не забыла. Совсем, совсем ничего! Ни чулка в стиральной машине, ни тюбика помады на тумбочке, ни расчески в прихожей, ни даже заколки на подушке. Сбежала так, будто долго к этому подготавливалась, заранее составив письменный список предметов, готовых в любую секунду сорваться в чемоданы с мест. И только запах парфюмерии настырно теребил ноздри, раздражая и не давая забыть.

«Фраза «ею был отравлен воздух», как никогда подошла бы сейчас», – подумал мужчина, открывая форточку на кухне и, набрав в легкие свежего апрельского воздуха, вновь повторил про себя: – «Свобода!»

Вынув из холодильника бутылку вражеского питания под названием «Ананасовый нектар», хозяин вернулся в комнату и рухнул на аккуратно застеленную двуспальную кровать, широко раскинув ноги.

«Уф», – будто выдохнул матрас вместе с ним, – «хорошо!»

– Теперь не нужно убирать постель каждый раз. Утром встал и ушел на работу, вечером пришел и снова лег. Для кого вообще она стояла тут целый день, как музейный экспонат? – спрашивал себя мужчина, потягивая напиток. – Так, где телефон? Нужно обрадовать друзей, что следующая вакханалия у меня. Почти семь месяцев тут не видели безобразий. Полных полгода!

Сменив бутылку на трубку, он долго разговаривал с кем-то, разбрасывая шутки и смех, а потом включил телевизор и задремал под тихое бормотание ведущего. Сегодня было воскресенье и силы, потерянные накануне при продолжительных разборках с сожительницей, нужно было восстановить. Как наигравшийся во взрослого ребенок, уставший от непонимания происходящего, мужчина погрузился в лучший мир, в надежде пробудиться в чем-то более привычном, хоть и изрядно трансформированном той, которая ушла.

И квартира преображалась, наполняясь прохладой и звуками, какие замечаешь, лишь оставшись один. Шорох труб, скрип досок, шум воды в бачке унитаза. Ты молчишь, значит, слушаешь, и дом пытается поговорить. Полтора столетия он впитывал в себя разнообразные истории бесчисленного количества жильцов, будучи постоянным свидетелем их рождения, свадеб, смерти. И сны в этих старых квартирах частенько приходили извне, не связанные с жизнями настоящих хозяев, а навязанные духами бывших.

Но сегодня молодой холостяк не видел даже собственных снов. Спал он не крепко, ворочался, пробуждался, выключал телевизор и с минуту оглядывал комнату, будто не узнавая ее и пытаясь понять, что изменилось в интерьере за день.

На фоне кирпичного цвета обоев, разделенных вертикальными бежевыми полосами, хорошо контрастировали белые: батарея, рама и потолок. Вся мебель оставалась на месте: кресло, шкаф под орех и такой же комод. Письменный стол по-прежнему находился в углу у кровати и стеллаж, доверху забитый книгами, по другую сторону от нее. В невысокое квадратное окно, выходящее во внутренний двор, с любопытством заглядывало солнце. Луч его, скользнув по подоконнику, только что спрыгнул на пол, растекаясь на бордовом ковре сияющим озерцом. Но даже это не смогло поднять хозяину настроение, он почему-то почувствовал грусть. Вновь один, вновь кого-то искать, вновь чего-то добиваться, двигаясь куда-то в понимании, что останешься на месте.

«Свобода?» – подумал мужчина. – «Ну, не знаю… Эти полгода приучили меня к чему-то более важному».

Сбросив ноги с кровати и нащупав на паркете тапочки, холостяк, которого настало время представить, медленно побрел на кухню, чувствуя мелкий озноб от ранее открытой форточки. Это она не давала ему толком уснуть, разбавляя теплоту еще не отключенных батарей предательским холодком. А ведь совсем недавно он избавил квартиру от запаха покинувшей ее женщины, и воздух на мгновение показался чужим, словно не было здесь никого несколько добрых дней.

Тридцатиоднолетний холостяк Савелий Северов еще раз попытался убедить себя в правильности произошедшего и взвесить в последний раз все «неуды» и «уды» касавшиеся бывшей сожительницы, но, не смотря на свежесть расставания, предисловие к которому, как траншеями, было испещрено скандалами и длилось почти месяц, он вспоминал сейчас только хорошие моменты. Возможно, он ей нравился какое-то время, но потом она разонравилась ему. Вполне нормальные человеческие отношения, законченные весьма обыкновенно. И как бы сейчас это не показалось лицемерно и мерзко, мужчина в данную секунду сокрушался лишь о двух вещах: ему опять теперь нужно будет готовить самостоятельно и спать одному.