Михаил Москвин-Тарханов - Записки богемского отшельника

Приятелей в школе у меня было много, а друзей не было, похоже, вообще. Знание истории и географии, владение несколькими языками, успехи в математике или в естественных науках в нашем классе в глазах мальчишек не стоили ничего. Они иногда с удовольствием слушали мои рассказы просто как исторические приключенческие новеллы, детективы или сказки о далеких странах, что бывало приятно вечерком на плетеных стульях где-нибудь в саду. Меня никто не обижал, ведь у меня был старший брат – «могучий Вилли», «несокрушимый Вилли», который весил около ста килограммов и был под два метра ростом, Вилли – капитан футбольной команды, руководитель местных скаутов и душа любой застольной компании. С таким братом нигде не пропадешь! Лежит Вилли под Луцком, зарубленный саблей русского драгуна. Как мне его не хватало все эти годы, моего доброго дорогого Вилли!

Мне уже исполнилось 15 лет, я закачивал общеобразовательную школу, и мои оценки позволяли мне поступить в гимназию, о чем мечтала мать. Вилли закончил школу на три года раньше меня, уже помогал отцу. В хозяйственных вопросах он был не силен, но привлекал в наши кофейные заведения молодежь и множество различной публики. Все шли «в гости к Вилли», там были шутки, смех, разные состязания и маленькие праздники. Как-то незаметно в нашем пирожном хозяйстве появились две пивных, одна так и называлась «У Вилли».

Старшая сестра была на выданье, она закончила школу для девочек еще в 14 лет, а в это время ей было уже 20. Она была высокая, дородная, белокурая, древняя германская красавица на вид, но отец не признавал ни гражданских браков, ни венчания в католической церкви, отпугивал всех ее женихов. Помог случай: в Эгер приехал американец Джереми Дэвис, историк и археолог-любитель, а также дальний родственник другого любителя археологии – миллионера Теодора Дэвиса, того самого, который исследовал гробницы в Долине Царей в Египте и отыскал в 1908 году мумию фараона Хоремхеба. Джереми хотел найти в замке Барбароссы что-то важное для науки, но ничего не нашел и уехал из Эгера без находок, но с молодой женой: узнав, что мистер Дэвис принадлежит к пресвитерианской церкви, отец бесплатно поселил его во флигеле нашего дома. Результат не заставил себя ждать: миссис Гертруда Дэвис, в девичестве Шмидт, проживает с 1905 года в городе Чикаго, штат Иллинойс, Соединенные Штаты Америки.

Пока Джереми жил с нами, он много рассказывал мне о Древнем Египте, о работе археологов в Долине Царей, подарил интересные книги и журналы. Мистер и миссис Дэвис уехали, а я «заболел» историей Египта. Так иная встреча меняет жизнь человека.

Продолжать учебу в Праге я не хотел, отношения с чехами у немцев в это время там часто становились неприязненными, оставалось ехать в Вену или в Грац. Отец был категорически против Вены, этого «гнезда пороков», а мать считала Грац «историческим захолустьем», что было тоже абсолютно несправедливо. Решено было послать меня учиться в гимназию в Берлин, чтобы я жил при этом у двоюродной сестры матери. Почитав в библиотеке про музеи, галереи и театры Берлина, я немедленно согласился. Так в мои пятнадцать лет все изменилось – из богемской глубинки я попал прямо в имперскую столицу Германии.

Наверное, если бы я рос в богемской деревушке, то дома и улицы Берлина меня бы потрясли до глубины души, но я с детства жил в старинному городе Эгере, часто бывал в модных курортных городках – Карлсбаде, Мариенбаде, Францбаде с их приятно-аляповатой и немного помпезной архитектурой, много раз посещал с отцом прекрасную Прагу. Ни новый кафедральный собор, ни здание Рейхстага с памятником Победы и Бранденбургскими воротами, ни роскошный бульвар Унтер-ден-Линден с его гостиницами, ресторанами и кофейнями не произвели на меня особого впечатления. В Австро-Венгрии с хорошим архитектурным вкусом дело обстоит много лучше, чем в Пруссии.

Берлин поразил меня иным – своей насыщенной общественной жизнью, активностью людей, суетой, событиями, праздниками, парадами, театрами, синематографом, выставками, музеями, кофейнями, ресторанами и модами.

Теперь все по порядку. В начале августа 1905 года я приехал в Берлин, где меня должна была встретить моя двоюродная тетка Грета, которую я поджидал на перроне вокзала, наполненного спешащими людьми, голосами носильщиков, пассажиров и провожающих, лязгом и шипением локомотивов, дымом и паром. Я искал глазами тетушку средних лет, а ко мне подошла молодая дама в светлом бежевом платье, в модной шляпке с перышком, это и оказалась моя тетя – учительница французского языка из престижной и очень современной частной гимназии для девочек, ведущая в ней же для желающих спортивный занятия. Кроме того, она была призером городских и земельных чемпионатов по лаун-теннису, стрельбе из лука и пистолета.

И вот фрау Грета Дитц поцеловала меня в щеку, одной рукой обняла, а другой подхватила как пустую картонку один из моих чемоданов, самый тяжелый, и стремительно повлекла меня за собой. Я попытался забрать чемодан у нее, но она только смеялась и не отдавала. Оказалось, что Грета, а она потребовала, чтобы я не смел произносить «тетя» или «фрау», живет на улице Альт-Моабит, недалеко от известной тюрьмы, рядом со знаменитым парком Тиргартен в получасе неспешной ходьбы от достопримечательностей самого центра Берлина. Мне очень сильно повезло.

Грета Дитц на самом деле не была такой молодой, как казалось, ей было уже 37 лет. С мужем Генрихом они расстались пять лет назад, но официально состояли в браке, так было для них обоих полезно, для нее, как преподавателя, и для Генриха, как адвоката. Они поддерживали спокойные дружеские отношения, ибо расстались по обоюдному согласию, по-немецки, на почве «полного взаимного охлаждения чувств», как определила сама Грета. Были ли у нее еще романы, я не знаю, может быть, мимолетные на курортах Италии и Франции, куда она выезжала на два месяца летом каждый год и где обязательно участвовала в соревнованиях по лаун-теннису. На почве тенниса Грета когда-то в Ницце познакомилась с семьей короля Швеции Густава V, обыграла его на корте несколько раз, а когда он узнал, что Грета по матери шведка, то пригласил ее к себе в гости. Там она играла в лаун-теннис не только с ним, но и с русской великой княгиней Марией Павловной и разными людьми из высшего общества. Такие знакомства и связи простой по своему происхождению женщины высоко поднимали ее статус в престижной школе для девочек, где каждая вторая стремилась быть на нее похожей. Король писал ей письма, называл в письмах Маргарита, она не возражала. Терпеть не могла, когда ее называют «Гретхен», говорила, что «сразу перед глазами встает образ средневековой глупой курицы».