Владимир Кулаков - Песочные часы арены

Для Пашки приоткрылась завеса жизни его отца. Совсем ненамного, на несколько морщин…

– Тетя Валя жива. Она в монастыре, в Воронеже. Постоянно ухаживает за могилами отца и Захарыча.

– Вот оно как! Жива, значит. Пашку не бросила и после смерти. Вот это любовь!..

Бывший ангел со следами преисподней на лице и израненным телом полетчика перестал хрустеть зернами «арабики», пошел на кухню. Там он высыпал в кованую джезву коричневый порошок, добавил щепотку соли и крикнул:

– Тебе с сахаром? Сколько?

– Сколько не жалко.

– Слава Богу, есть еще сладкоежки на свете. Хотя чего я спрашиваю – гены! Даже ответ тот же…

Через несколько минут по квартире разлился аромат душистого кофе. С кухни приказали:

– Маленькая Жара, лети сюда ангелом! Пообщаешься со старым чертом…

С детства Пашка часто слышал в семье имя Валентина, которое как-то было связано с его отцом. Как? Для Пашки это было загадкой. Он не понимал еще всех хитросплетений взрослой жизни, но видел, что в этот момент мама волновалась, а дядя Веня становился хмурым. Даже подростком, встречаясь в Воронеже на могиле отца или в храме с «тетей в черном», которую родители звали то Валентиной, то, неожиданно, матушкой Серафимой, Пашка не мог разобраться в отношениях этих людей. Любили они друг друга, враждовали? Чувствовалась какая-то напряженность, натянутость. Ощущалось и иное: они не могли жить друг без друга. Жались невидимыми боками, были чем-то единым, как сиамские близнецы с одним сердцем на всех. Происходило что-то, ему неведомое. Существовала какая-то тайна, покрытая мраком прожитых ими лет. Ему хотелось понять, отыскать ответ, спрятанный от него взрослыми. Он вглядывался в тетю Валю, которая вдруг становилась почему-то «матушкой». Его мама говорит тете Вале «матушка»! Как она может быть ей матушкой? Настоящая ее мама живет в Севастополе – его бабушка. Загадка… Пашка смотрел в открытое, невероятно красивое лицо тети Вали-Серафимы и искал ответ в ее глазах. Глаза молчали… Проникнуть в суть черных облачений он тоже не мог. Его не пускали. «Почему на ней все время черное платье и платок?» – как-то спросил юный Пашка своего отчима. «Она – монашенка…» «А что это?» «Это когда человек всю жизнь живет один»…

Тогда Пашка так и не получил ответы на свои вопросы. Он стал внимательно смотреть на мать, вслушиваться в ее разговоры с отчимом. Яснее не стало. Мама была всю жизнь рядом. Близко. Так близко, что не рассмотреть, не увидеть. Но он, наконец, догадался, что сутью всех переживаний был его отец…

– Пора съездить в Воронеж, к нашим. Проведать Захарыча, Павла, Валентину… – Светлана перебирала вещи, которые собиралась подарить женскому монастырю.

– Матушку Серафиму. – Поправил Венька.

Светлана повела плечами, словно ей стало холодно или неуютно.

– Хм, матушка… Столько лет прошло, никак не привыкну. Четверть века…

Светлана задумалась, улетела в прошлое, к событиям в Курске. Сгоревшему цирку. Погибшим Пашке с верной собакой Варькой, которые спасали лошадей. Тут же умершему Захарычу. К похоронам в Воронеже…

Через несколько месяцев после всех этих трагических событий у Светы родился сын. Пашка! Это все, что осталось от прошлой семьи, от ее прошлой жизни, если не считать номера с лошадьми. Да еще Веньки Грошева, друга Павла и ее надежного помощника – служащего по уходу за животными.

Валентина в тот же год бросила цирк и поселилась в монастыре, приняла иночество.

Грошев попросил Валентину быть крестной родившемуся Пашке.

– Извини, не могу. Монахи и монахини не могут быть попечителями. Церковь запрещает нам участвовать в таинстве, так как, вступив в монашество, мы отреклись от земной жизни, посвятив ее служению Господу…

Через три года после трагедии в Курске Света согласилась стать женой Грошева. Это для «Точки» стало точкой опоры. Многолетняя тайная мечта Веньки Грошева сбылась…

Света с Венькой жили мирно, без ссор и размолвок. Лишь однажды тот получил по физиономии, когда, придя как-то со своей новой работы из автосервиса слегка поддатым, в дверях шутливо, но фамильярно хлопнул Светлану ниже спины с цирковой командой: «Прими!» Прихожая вздрогнула от громкой пощечины и яростного возгласа Светы: «Я тебе что, лошадь? Пашка никогда бы себе такого не позволил!..»

Венька, ее верный спутник жизни Венька, вмиг протрезвевший, стоял и хлопал глазами, толком еще не понимая, что произошло. Он, который никогда не боялся ни драк, ни ножа, ни кастета, он, который выходил один против троих и в несколько секунд укладывал любых «мордами в глину» со словами: «Чем больше шкаф, тем громче падает», сейчас стоял беспомощный и обезоруженный.

Света мгновенно остыла, прижалась к мужу.

– Ладно! Прости! Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик…

– Нет уж! В семье мужик один – я! А ты не лошадь и не баба. Ты – моя любимая женщина! С лошадьми мы завязали. С цирком тоже. Всё! Есть хочу…

Цирковой калейдоскоп прокрутился назад…

…Венька прикипел к этой работе и не представлял себе другой. Наконец его мятущаяся мечтательная натура обрела определенный покой и смысл. Во-первых, он имел возможность колесить по стране, ежемесячно менять города. Во-вторых, ему нравилось быть при лошадях. В-третьих, рядом был друг Пашка. В-четвертых, Захарыч. Который за эти несколько лет сделал из него неплохого берейтора, готовя себе замену. Научил премудростям работы с лошадьми, пошиву конских сбруй и плетению арапников. С лошадьми проблем не было, а вот с остальным дела обстояли похуже. Запах сыромятины будоражил, волновал, даже заводил. Но орудовать шилом, специальными иглами, навощенной дратвой, сшивать толстые куски кожи – все это требовало невероятного терпения, времени и призвания. Исколотые руки Веньки постоянно были в незаживающих ранах, горели огнем, что не нравилось ему совершенно. К тому же на одном месте более получаса он усидеть не мог. Но видя, как работает старик, сколько отдает шорному делу сил и любви, виду не показывал, тянул эту лямку из последних сил, как маломощная кляча в гору бочку с водой…

Его работа была не трудной. Рутинной – да! Но не тягостной. Вместе с ним на равных, бок о бок, ежедневно трудилась Света – руководитель номера. Не гнушался «черной» работы и его друг Пашка. Постоянно подключался Захарыч. Управлялись они с лошадьми быстро, споро и как-то весело. Это была семья…

Венька Грошев был простым служащим по уходу за животными. Получал за это сущие копейки. Но менять свою судьбу не собирался. И дело было не «во-первых, во-вторых, в-третьих» и даже не «в-четвертых». Главное заключалось – в-пятых!..

Венька был влюблен… Давно. Тихо и безо всякой надежды. Влюблен в Свету. С первого мгновения, как только увидел ее тогда в шапито. До этого он жил себе спокойно в своем периферийном городке, работал и ни о каком цирке думать не думал. Вкалывал таксистом, мечтал о новой машине и небесных кренделях. Тогда на «Последней лошади» – как он называл свою развалюху «Волгу» – привез с вокзала Пашку, который приехал в их город на гастроли. Это здесь же, позже, объявится Валентина и все обрушит, как бульдозер хлипкую халупу. Это тогда Света лежала чуть живая у него дома, и его мать выхаживала ее. Это тогда они с Пашкой чудом остались живы. Внизу, в карьере – его искореженное горящее такси, а они, крепко «покоцанные» – на краю обрыва, на волоске от неизбежного…