Павел Шушканов - Кинохроника. Сборник рассказов

Ира вздохнула и принялась считать, изредка жульничая.

Обычно в октябре в город приходили дожди, но не в этом году. В высоком небе сияло, хоть и не грело, солнце, а по утрам на траве уже сверкала изморозь. По всему городу желтели клены. Они были огромными уже тогда, тридцать лет назад, а сейчас на них восхищенно, как когда-то я, смотрела Ира.

Я хотел показать ей город моего детства именно таким, наполненным спокойствием подступающей зимы и мне это удалось.

Мы приехали в город, где я родился и провел свое детство, еще поздней ночью, доехали на такси до ближайшей гостиницы, и заспанная Ира смотрела в окно на пролетающие мимо огни ночных фонарей и подсвеченных зданий. Она уснула, едва увидев подушку, а я ворочался до утра. Звуки за окном были какие-то чужие, их не было в моем детстве. Десятилетним мальчишкой я выходил на крыльцо и слушал шум деревьев, далекие раскаты грома, шорох дождя. Тогда огромным казался даже город, и улица была целым миром, наполненным гонками на велосипедах, свистящими стрелами из самодельных луков, крестовыми походами с деревянными мечами в руках, возней с воздушными змеями, которые никак не хотели подниматься в бесконечно высокое небо.

Этой ночью мы пересекли его за полчаса, а за тонким стеклом шумели машины, сирены пароходов с близкой реки, приветственные крики дворников друг другу на языке, который я так и не выучил в детстве.

Позавтракав, мы отправились парк. Ира сметала листья с деревянных скамеечек, озадаченно смотрела на указатели на двух языках, показывала зайцу неработающие аттракционы и ругала его за настойчивое желание покататься.

– Дочь, смотри какие деревья. У нас таких не увидишь.

– У нас ёлки, – буркнула Ира. – А тут нету.

– Зато тут можно делать так!

Я подбежал и, подхватив дочь на руки, вопреки визгам и смеху, превратил ее в самолетик, пикирующий прямо в огромные кучи желтой листвы. Тут не убирали опавшие листья, и они шуршали до самой зимы, а потом еще и под тонким слоем снега, проглядывая рыжими пятнами сквозь белоснежную чистоту.

– Там речка, смотри! – Ира убирала с шапки и с лица прилипшие листья и тыкала пальцем в просвет между деревьями.

– Угу. Видишь, какая широкая. Старица.

– А почему Старица?

– Так называются старые русла рек. Ей уж лет сто, а тут все еще глубоко. Я купался здесь, когда был таким, как ты.

Ира поёжилась.

– Так холодно же!

– Так летом же.

Ветер катил по тёмной воде легкую рябь, в которой дрожало солнце и летящие на запад облака.

– Папа, а мы домой пойдем?

– Конечно. Скоро.

Я продолжал стоять. Над холодной водой стелился легкий туман.

– Ну же, пойдем, ты обещал.

До дома минут тридцать пешком, насколько я помнил. В воздухе запах осени и гул тепловозов. Железная дорога проходила совсем рядом, и улица с одного конца раньше почти утыкалась в нее. Сейчас там красовался яркой облупающейся краской высокий голубой забор.

Ира шага впереди, отсчитывая цифры до ста. Вдруг она остановилась и обернулась, уши зайца в рюкзаке качнулись и запрыгнули ей на плечо.

– А там есть кто-нибудь?

Я покачал головой.

– Нет, уже никого.

– Дом пустой что ли? А кушать кто приготовит?

– А вместе и приготовим.

Улица уже не казалась такой бесконечно длинной, как раньше, но все еще оставалась широкой. Вдоль домов, выходящих фасадами и высокими заборами к тротуару, тянулись деревья, а между ними дорога. Свежие пятна асфальта говорили о том, что недавно снова копали и меняли трубы. Такие события в детстве превращались в настоящую радость для мальчишек – канавы становились окопами, а забытые сварочные электроды настоящим оружием.

– Сто! – радостно и в то же время укоризненно заявила Ира.

– Так мы и пришли. Держи ключи, открывай.

Высокая калитка была заперта на часто заедающий замок. Маленькие окна с белыми занавесками приветливо смотрели на нас. Ира, повесив рюкзак на ручку, пыхтя и сопя, подбирала нужный ключ.

Скрипнула дверь, но не наша. Парень лет тридцати в растянутом свитере и кепке вытирал руки куском промасленной тряпки. Он некоторое время смотрел на меня, потом приветственно поднял руку.

– Володя, ты?

Я помахал в ответ.

– Салам! – он подошел, потряс руку двумя своими и обнял. – Давно приехал? Смотрю, прошел кто-то мимо окон, подумал – ты или не ты?

– Ночью, – сказал я. Ермек был самым маленьким в нашей огромной шумной ватаге. Вечно бегал за нами в больших не по размеру туфлях брата и тер кулаками чумазое лицо. Ему хотелось быть чуть старше и тоже иметь деревянный меч и лук, стоять на воротах, когда старшие лупят ногами по рваному мечу, но он был счастлив и тем, что его не прогоняли.

Ермек достал пачку сигарет и предложил мне.

– Дочка твоя? Похожа. У меня вот тоже сын родился в сентябре.

Я пожал его руку.

– Не знал, что ты женат.

– А долго, что ли? – он засмеялся. – Как там жизнь в России?

Я пожал плечами и махнул рукой.

– Надолго?

– Как продам, – я посмотрел на дом. Ира всё еще возилась с замком и осуждающе поглядывала на мою сигарету. При ней я почти никогда не курил. – Тетки уже год как нет, а документы только выдали. Я бы оставил, но сам понимаешь. Живу в двух днях пути отсюда на поезде, а скоро зима. Дому уход нужен и ремонт, какой-никакой.

Ермек согласно кивнул.

– Я б купил, да пока не густо. Жалко, дом хороший.

– Жалко.

Ира торжествующе распахнула калитку и притихла. Она настороженно смотрела вглубь двора, не решаясь шагнуть за порог.

– Ну, что ты, трусиха. Смелее!

Всю стену дома, часть забора и крышу опутал дикий виноград. Он пологом навис над дверью в дом. Листья его пожелтели и стали совсем прозрачные. У дома пустая конура, в подсохшей луже ржавел обрывок цепи. Сарай еще больше накренился над давно непахаными грядками, на которых тут и там высился белыми стеблями неунывающий чеснок.

Я открыл дверь в дом и впустил туда Иру.

– На пороге не разувайся, только в доме. И подожди меня на кухне, если боишься.

Ира пожала плечами и шмыгнула в дом.

Я аккуратно спустился с низкого крыльца. Под ногами хрустнули листья. Листьями был засыпан весь двор. Огромная яблоня, расположившаяся как раз между нашим и соседним двором, щедро посыпала ими все вокруг. Многое осталось прежним, но каким-то другим. Старые санки, которые я помнил лет с четырех, все еще стояли на крыше сарая, но теперь ржавчина проела их насквозь, как и садовые инструменты без защиты от снега и дождя лежавшие на земле в зарослях сорняка.

Послышался стук и я обернулся. Счастливая Ира стучала мне в окно, отодвинув занавеску.

– Ну, дочь, сейчас начнем готовить!

– Так нет же ничего. Может в магазин?

– Здрасьти, а подвал нам на что? А соседи?

Пока я доставал из подвала банки с компотом и вареньем, затянутые паутиной и облепленные толстым слоем пыли, Ира нашла старые журналы и совершенно остыла к готовке. То были журналы моды из семидесятых, прическам в которых в детстве удивлялся даже я.