Сергей Корнев - Гол последней надежды. Современная футбольная повесть

Автор идеи Максим Якушев

Рисунки Наталья Жевакина

Макет обложки Canva

Рисунок на обложке Оксана Степанченко

© Сергей Корнев, 2021

ISBN 978-5-4474-5204-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

До революции город Неживск был маленьким, тихим, задумчивым, словно бы немного сонным, купеческо-мещанским раем. На десять тысяч народу приходилось никак не меньше полусотни трактиров, лавок и кабаков. А также двенадцать церквей, женский монастырь с гостиницей, богадельня, больница на три десятка коек, духовное училище, две школы, гимназия для дворянских детей, небольшой уездный театр, несколько ремесленных мастерских, пивоваренный заводик, пара-тройка домов терпимости, базар каждую неделю по четвергам и красивая пристань на реке Неживе, по которой в ту пору ещё курсировал малогабаритный колёсный пароходик.

Летом деревянные дома с резными крылечками утопали в зелени садов, домашний скот лениво бродил по городским улицам, свиньи, блаженно хрюкая, валялись в прохладной грязи луж, повсюду друг перед дружкой кукарекали петухи, а по вечерам неподалёку от центральной площади, в милом скверике на летней веранде дворянского собрания, играл оркестр.

Революционные изменения наступали в Неживске неторопливо, волна за волной, но беспощадно и сокрушительно. Сначала сокрушили оркестр, потом монастырь с монашками, по очереди все двенадцать церквей. Скот с городских улиц куда-то постепенно исчез, по лужам, где ранее блаженствовали свиньи, стали ездить тяжёлые машины. Машины возили то красноармейцев, то мрачных мужиков с обветренными лицами, то разного рода промышленный и военный груз.

А после войны эти самые революционные изменения не пощадили и сам Неживск. Но уже не волна за волной, а непрестанными грохочущими ударами, будто отбойный молоток. Прямо посередине города, разрезав его напополам, прошла железная дорога, на месте же монастыря вырос огромный металлургический завод – этот завод и определил лицо города на долгие годы вперёд.

Деревянные дома с резными крылечками, утопавшие некогда в зелени садов, безвозвратно пропали в толще пятиэтажных городских массивов, в которых теперь жил многотысячный рабочий класс – дети крестьян из окрестных колхозов, потянувшиеся за новой и лучшей жизнью.

Новая и лучшая жизнь закатала лужи в асфальт и на центральной площади воздвигла памятник Ленину в шесть метров высотой – гордость трудового советского города.

Завод «Неживмет» стал для Неживска, как водится в моногородах, и благословением, и бедой. За годы индустриального бума население росло и к горбачёвской «перестройке» увеличилось раз в десять.

А в девяностых все эти сто тысяч неживцев ощутили на своей шкуре «прелести» очередного российского политического эксперимента: резкое падение производства и соответственно уровня жизни, передел собственности, невыплаты зарплат, бандитские разборки и всяческую деградацию под рекламными слоганами из телевизора «голосуй или проиграешь» и «я не халявщик, я партнёр».

Партнёров у «Неживмета» было много, но все никудышные. Завод поник и обезлюдел: некоторые цеха перебивались случайными контрактами, некоторые сдавались в аренду весьма сомнительным ООО, остальные стояли печально и ненужно с тёмными пустыми глазницами окон.

На таком скорбном фоне в конце двухтысячных, в самый разгар тогдашнего кризиса, и явился в «Неживмет» новый благодетель и инвестор – малоизвестный московский миллиардер Волков.

Поначалу другие акционеры завода и городская власть отнеслись к нему настороженно, но он быстро завоевал их расположение, щедро вложившись в местный футбольный клуб. Тогда мало кто мог предположить, что из этого может выйти и как далеко это может зайти.

И вот, спустя пять или чуть более лет, в офисе ФК «Прогресс» (Неживск) сидели два респектабельных человека и вели долгий, тяжёлый разговор.

– Продолжайте, продолжайте, я внимательно вас слушаю, – после некоторой паузы живо и властно распорядился первый, высокий худой мужчина с сединой на висках и неотрывным оценивающим взглядом, какой бывает у людей из «органов».

Второй – грузный, в очках, с приятным моложавым лицом – слегка поправил пухлую, набитую бумагами папку, лежавшую перед ним на столе, и продолжил, не глядя своему собеседнику в глаза:

– Хорошо. Однако я не знаю, интересуют ли вас все детали этой истории или мне лучше ограничиться официальными документами?

– Меня всё интересует. Для этого я сюда и приехал. Продолжайте.

Первый коротко, едва заметно улыбнулся, и второй, чутко уловив его улыбку, открыл папку с воодушевлением и одновременно нескрываемым волнением.

Сергей Сергеевич Волков, человек современный и деятельный, с крепкой и ловкой деловой хваткой, убедил всех, кого надо из важных людей, в нужности футбольной команды для города и завода, даже для простых, далёких от футбола и вообще всякого спорта неживцев. Причём команды не любительской и заурядной, а профессиональной: с амбициями, с частыми победами над соперниками на домашнем стадионе.

«Спортивный успех воодушевляет народ, отвлекает от груза повседневных проблем, – говорил он. – Как это было в советское время, помните? В воскресенье выигрывает родная команда, а в понедельник наблюдается повышенная работоспособность».

Неживский «Прогресс» имел хоть и не выдающуюся, но долгую историю. Он был основан в год смерти Сталина, в 1953-ем, получил традиционное тогда для подобных заводских команд название «Металлург» и вполне сносно выступал в первенстве области.

В 90-е его переименовали в собственно «Неживмет», а в 2000-е, переведя на баланс города, в «Прогресс». По этому поводу в городе ходило много издевательских шуток. Чем-чем, а вот прогрессом-то как раз и не пахло. Стадион ругали «огородом, на котором пора сажать картошку», футболистов «кривоногими дармоедами», а клубное начальство вместе с тренером когда «толсторылым сбродом», когда попросту «бандитами».

Впрочем, и самих ругающих, то есть тех, кто ещё интересовался судьбой команды, год от года становилось всё меньше и меньше. На матчи собиралось, может быть, около двух десятков мужиков из числа рабочих, они пили пиво, лузгали семечки, орали в адрес игроков – и своих, и чужих – грязные матерные оскорбления.