Галина Маркус - Настоящий дар

– Разумеется. Извините.

Прозвучало это крайне сухо, и улыбки на лице не появилось, хотя в общении с остальными он выглядел очень милым.

– Мне показалось, про меня забыли, – Дина попробовала улыбнуться, словно иронизируя.

Она пыталась подвигнуть шефа на любую живую реакцию – взгляд или слово. Пусть поставит студентку на место, или объяснит, в конце-то концов…

Не получилось. Все так же официально, так и не взглянув на нее, он задал вопрос безразличным голосом:

– Что-то расскажете о себе?

Нет, это никуда не годится. Что она должна о себе рассказывать? Неужели нечего спросить самому, ведь он читал ее характеристику? Или она должна, как Влад, оттарабанить про свои достижения? Хотя… Ладно. Хочет – получит.

– Да вот, собственно, тут все изложено.

По-прежнему слегка усмехаясь, Дина выложила перед ним листок со стихотворением. Почерк у нее был не слишком разборчивым, к тому же она спешила.

ОВ придвинул к себе бумажку и стал читать про себя.

Перед ними беспомощны полностью мы

И теряем слова, и теряемся сами.

Но приходят с какой-то иной стороны

Люди с тусклыми темными, злыми глазами.

Они бродят средь нас, они смотрят на нас,

Словно видят насквозь, и мы им не по нраву.

А на дне их бездонных таинственных глаз

Есть неведомый яд, колдовская отрава.

И отводим мы взгляд, натыкаясь на них,

Но умеют вылавливать нас зеркалами,

И тогда – пролезает в мой сон и в мой стих

Кто-то с темными, злыми… моими! глазами.

Прочитав, шеф поднял, наконец, голову. И смотрел на Дину так долго и внимательно, что ей даже стало не по себе – в его глазах странной точкой застыла тяжелая мысль. Она выдержала взгляд, пытаясь оставаться спокойной.

– Если вы выявили этого зеркального «некто» и вывели его на Божий свет – это уже неплохо, – произнес он. – По крайней мере, дано не каждому.

Значит, в отличие от Влада, шеф прекрасно понял смысл стихотворения.

– Надеюсь, это не единственная моя способность, – мрачно буркнула Дина.

Ей показалось, что он и хочет, и почему-то не может внушить ей оптимизм. Однако он сделал над собой видимое усилие:

– Я читал про ваши способности и уверен, что они пригодятся, – голос у него был какой-то вымученный. – Может, вы все-таки сами сделаете на чем-то упор, расскажете, что у вас получается лучше всего?

Дина попробовала сосредоточиться и начала было что-то говорить про любимые предметы, но быстро замолкла. Ей показалось, что он не слушает.

– Да вы ведь и так все сразу видите в человеке, разве нет? – прервала она саму себя.

– Да Бог с вами… – быстро ответил ОВ. – Разве можно читать в чужой душе, как по книге? Таких мастеров, к счастью, не существует. Что-то вижу, бывает. Иногда, правда, хочется ничего этого не знать…

Наконец-то он улыбнулся, правда, совсем невесело. Ей даже захотелось сказать ему что-то утешительное.

– Мне показался странным один момент в вашей автобиографии, – продолжал ОВ, листая свой блокнот. – Вы очень откровенно отвечали на любые вопросы. Но вот три года обучения в Финансовой Академии обошли молчанием. Это с чем-то связано?

– Ну да, разумеется, вы заметили… Значит, надо объяснить?

Он снова поднял на нее внимательные глаза:

– Это необязательный вопрос. Как хотите.

Дина действительно не любила рассказывать об этом периоде своей жизни.

– Умолчала, потому что все это не делает мне особенной чести. Ничего интересного, небольшая школа жизни. Люди казались несправедливыми, обстоятельства – против меня. Короче, удара держать не умела. Но, с другой стороны, если бы не этот маленький эпизод, я бы не оказалась в нашем университете. Так что, все к лучшему.

Малоприятные воспоминания, на самом-то деле. В семье Дина росла тепличным ребенком. Однако современные школы или уродуют душу, или закаляют ее, впрочем, одно другого не исключает. Выдерживая все прелести отношений с одноклассниками, видя неспособность большинства учителей не только работать, но и хотя бы не испытывать к детям ненависти, Дина быстро научилась всегда быть начеку и готовиться к худшему. Плохо или хорошо, что именно такие уроки усваиваются лучше всего? Однако что-то неуловимо изменилось, когда она заступилась в школе за кого-то еще более слабого. С этого момента Дина перестала чувствовать себя жертвой.

Родителям она ничего не рассказывала (для чего их расстраивать?), но закончила десятилетку с облегчением. На дневной она не прошла по баллам, хотя в своей экзаменационной работе была уверена. Но что делать – разве нельзя предположить, что кто-то обошел ее по знаниям? Однако декан обещал немедленно перевести девушку с вечернего отделения, как только она сдаст пару сессий на пятерки. А пока Дина устроилась на работу в небольшую контору.

Казалось, в институте все будет иначе, чем в школе. Появились приветливые лица, друзья, вокруг нее сразу сформировалась небольшая компания. Вскоре Дина с горечью констатировала, что ее элементарно используют – училась она всегда превосходно. Пара отказов в помощи особенно обнаглевшим – и вот она уже быстро перестала быть «Диночкой, миленькой». Но две лучшие подруги у нее остались – Лена и Марина, правда, обе они недолюбливали друг друга. Марина была девушкой компанейской, часто вместе с другими однокурсницами бегала на дискотеки, а Дина там откровенно скучала, они с Ленкой предпочитали выставки и театры. Но Марина так нежно и тепло относилась к Дине… Только у нее все время были сложности с учебой. Марина плакала – не хотела расстраивать маму. Не взирая на верную помощь подруги, учеба все-таки была запущена. Не могла же Дина приставить Марине свою голову… Встал вопрос об отчислении. Девчонки в группе шептались – сама отличница, а подругу не выручила. Но не Марина же говорила однокурсницам такие несправедливые вещи! Правда, она не раз намекала, что только поход Дины в деканат и сможет ей помочь, ведь там прекрасно относятся к Корнеевой. Хотя на дневной ее так и не перевели – «мест не было». Дине страшно не хотелось идти, но… она же настоящий друг?

Со слезами на глазах Дина рассказывала декану про «сложные обстоятельства» подруги. Декан был рассержен, ее просто выгнали из кабинета и дали понять, что уж теперь о переводе на дневной и речи быть не может. От Марины она получила упрек – «все испортила». А потом… Вечно больная мама Марины, вернувшись из загранкомандировки, сходила в деканат сама. И Марину не только восстановили в академии, но и… перевели на дневной. Очевидно, для нее место нашлось. Лена возмущалась, да и Дина была на грани срыва, хотя и держалась так, словно ничего не случилось. Но то, чего она раньше не замечала, как будто проявилось перед ее глазами. И она решила – ей все здесь противно, последняя сессия, и она уйдет из института, выберет ВУЗ попроще, где нет никаких блатных и таксы за каждый экзамен. Как так вышло, что Дина поделилась своим решением с преподавателем по теории вероятностей? Тот всегда относился к ней по-доброму. Кажется, она попросила его принять зачет заблаговременно. Вот тогда-то профессор и рассказал про Университет. Оказывается, он давно выделил девушку, заметив в ней потенциальные способности. А дар ее раскрыли только в Университете.