Соня Пучкова - Новый день. Коллекция повестей и рассказов для медленного чтения

– Может, кофе?

Профессор послушно встал и, не глядя на подругу, направился на кухню заварить его. Вскоре чёрный крепкий кофе без сахара, как любили все трое, стоял на журнальном столике в крошечных чашечках.

– Я за собой начинаю наблюдать некоторые странности, – сказал Профессор, отпивая из своей чашки, – иногда мне представляется, как будто всё происходящее уже когда-то было…

– Déjà-vu, – протянул Критик.

– Да, возможно, и так, – согласился Карницкий. – Вот, например, когда я только что варил кофе, мне показалось, что то же самое: кухня, кофе, ночь – всё я уже видел.

– Это, наверное, из снов, – предположила Писательница. – Мне тоже иногда чудится, что совершенно незнакомые места я уже видела, что совершенно незнакомых людей встречала. И про кофе я помню сон. Помнишь, Артур, – имя Карницкого она произнесла с ударением на первый слог, как по-английски, – помнишь, когда тебя впервые напечатали, мы все заснули прямо за столом? Помнишь? Так вот, в тот день я во сне точно так же, как мы сейчас, пила кофе.

Критик и Профессор переглянулись с хитрыми улыбками на лицах.

– Да, ну и приключеньице ты нам учинила, дорогая Катрин, в день празднования Профессоровой победы, – заметил Онегин.

– Я бы сказал – в ночь, – уточнил Карницкий.

Писательница рассмеялась. Все наперебой начали вспоминать события той злосчастной ночи. Для большей связности рассказа мы приведём всю историю полностью.

Примерно год назад, в начале октября, когда на улице ещё было не совсем сыро и осенние дожди не были постоянными, рано утром, до лекций в институте, Критик позвонил Профессору домой.

– Привет! Поздравляю! – радостно крикнул он в трубку.

– Привет, с чем поздравляешь? – сонно ответил Профессор, разбуженный телефонным звонком.

– Как?! Ты ещё не знаешь?!

– Не знаю. А что я должен знать?

– Ты смотрел сегодняшнюю почту?

– Нет, я только что проснулся.

– Посмотри! Там… Ну ладно, не буду говорить, что там, – сам увидишь.

– Не тяни резину, пока я до ящика доползу, столько времени пройдёт. Выкладывай, какие новости?

– Там! В «Литературной губернии»! Ты! На второй полосе!

– Что?!

– Повторяю: твой рассказ, который ты им посылал, опубликовали на второй полосе. Поздравляю!

– Как?!

– Ты что, невменяемый, что ли? Может, попозже позвонить, когда ты проснёшься?

– Не может этого быть!

– Не веришь – сам посмотри. Я-то лучше тебя вижу. Я не мог ошибиться. Да. «Литературная губерния», сегодняшний номер, вся вторая полоса. Жди гонорара и рецензий. Я, может, тоже свою напишу.

Профессор молчал. Он потерял дар речи. Свершилось то, чего просто не могло свершиться. Карницкий решил посвятить жизнь науке, а писательство было лишь его хобби. Он всегда сочинял детективные истории шутя, заранее зная, что ни один редактор даже и читать их не станет, а тут опубликовали. Да ещё и на второй полосе.

В глубине души, втайне даже от самого себя, Карницкий мечтал быть принятым, популярным, читаемым совершенно незнакомыми людьми, мечтал, чтобы, когда он называл свою фамилию, его узнавали. А уж как он хотел увидеть свой текст напечатанным!

Профессор отправил свой последний рассказ под названием «Июльский лёд» в «Литературную губернию» несколько месяцев назад. И сделал это по настоянию Критика. Рассказ был большой, поэтому-то он занял всю полосу и, возможно, был напечатан не полностью. Карницкий был занят всё это время написанием курсовой и совсем забыл про рассказ. И тут, в одно пасмурное осеннее утро, до мелочей похожее на все остальные, он появился на второй полосе областной литературной газеты.

– Ну и чего мы молчим? – прервал тишину в трубке Критик. – Иди отсыпайся, счастливец! Когда придёшь в себя, дай мне знать. И помни, – заключил Критик, перед тем как положить трубку, – ты сегодня проставляешься!

Профессор простоял с трубкой в руках ещё с полминуты. Сначала он просто ничего не понял, затем до него стало доходить, что совершилось нечто невозможное, но потом его критичный ум поставил под вопрос эту нереальную новость, и он решил, что это всего лишь шутки Онегина. Но, несмотря на своё решение, он наспех умылся и спустился вниз посмотреть утреннюю почту. Ящик он открывал дрожащими руками и газеты не разворачивал, пока не принёс их домой. В гостиной он присел в кресло, вытянул из кучи периодики свежий номер «Литературной губернии» и долго рассматривал первую полосу, будто пытаясь рентгеновским зрением увидеть свой текст на второй полосе. Как только он смог справиться с сильнейшим волнением, распахнул газету на следующей странице и зажмурился. Открыв один глаз, он смутно при утреннем сумеречном свете увидел в центре полосы огромными буквами надпись: «Июльский лёд», затем поменьше: «Детектив сезона», и ещё меньше, прямо под названием рассказа: «Артур Карницкий».

На любимый спецкурс по древнегреческому языку Профессор не пошёл. После двенадцати дня на квартиру обрушился град телефонных звонков: узнав, что Карницкого нет на парах, и желая поздравить его, молодые писатели с филфака звонили на домашний и сотовый.

– Почему-то все считали тогда мой опубликованный рассказ нашей общей победой, – говорил уже намного позже Карницкий, вспоминая об этих днях абсолютного счастья.

Критик купил на профессорские деньги целый ящик шампанского, сделал всё возможное, чтобы очистить свою квартиру от родителей дня на два. Созывать всё писательское общество не стали: Карницкий обещал угостить их на свой гонорар, а пока собрались только втроём.

Раннее утро. Солнце только подумывало о том, чтобы всходить. Предрассветные сумерки. Светлое серое небо. И тишина такая, что шёпот эхом разносится по улице.

Профессор всё ещё сидел за столом, допивая вторую бутылку шампанского, и заплетающимся языком рассказывал друзьям какой-то занимательный случай, какой – он потом не мог вспомнить сам. Вдруг Писательница встала со стула, довольно твёрдым шагом отправилась к окну, запрыгнула на подоконник и громко крикнула:

– Эй! Слушайте, господа!..

Господа подползли поближе к окну и покорно стали слушать.

– Я сейчас докажу, что я не девчонка, а самый настоящий парень, причём ничуть не хуже вас!

Карницкий и Онегин ничего не поняли. Во время их замешательства Писательница ловко распахнула окно и выбралась на карниз. Первым это увидел Профессор – всё действие алкоголя мгновенно улетучилось. Он ринулся к окну схватить сумасшедшую, но не успел: она быстро, да ещё и пританцовывая, двигалась по узкому карнизу к окну спальни. Критик жил на четвёртом этаже.

Срочно нужно было что-то делать. Заметив, что хозяин квартиры тоже протрезвел, Карницкий скомандовал ему:

– Ловите её внизу! – И почти вытолкнул Критика за дверь квартиры.