Андрей Шляхов - Доктор Смерть

Сказать, что Кирилл расстроился, означало не сказать ничего. Первый раз в жизни у него умер пациент. И где? В Центре имени академика Петровского! Это вам не районная больница, где все можно сгладить да замять. Смерть пациента всегда переживательна, а уж первая, так втройне. Кирилл не помнил, как он дошел до дома и не понимал, как он вместо своей квартиры оказался в соседней. Запомнилось только, как Инна рыдала у него на плече и в невесть какой раз просила прощения за тот посленовогодний «насморк»…

Шухер вышел изрядный. Мало того, что позор позорный – в лучшем хирургическом стационаре великой страны пациент скончался от перитонита, вызванного несвоевременной диагностикой острого аппендицита! – так еще и вдова начала строчить жалобы во все мыслимые и немыслимые инстанции, вплоть до президентской администрации. Разве что в Европейский суд по правам человека не нажаловалась. А может и туда написала, только там внимания не обратили.

Великий закон, не знающий исключений, гласит, что крайним всегда оказывается самый младший. На него бодро вешают всех собак и строго наказывают, чтобы другим неповадно было. Таково селяви, как выражался один из довлатовских героев.

Кириллу не хотелось отвечать за чужие ошибки и портить свой профессиональный анамнез в самом начале карьеры тоже не хотелось. Пришлось рассказать все родителям. А от кого еще можно было ожидать помощи? От академика Белянчикова? Ой, не смешите! Этот хмырь прежде так и лучился дружелюбием, а теперь смотрел на аспиранта Барканского так, как волк смотрит на намеченную к съедению овцу – строго и с некоторой настороженностью. Но не на такого напал, волчара позорный! За аспирантом Барканским стояли славные предки-врачи, а также мама и папа.

– Влип ты, однако, – посочувствовал отец, выслушав печальный рассказ Кирилла. – Эх, лучше бы ты у меня остался работать, а защиту я тебе как-нибудь и без аспирантуры обеспечил…

– Поздно пить боржом, когда почки отказали, папа, – напомнил сын. – Мне надо как-то расхлебывать эту кашу, а я не понимаю как это можно сделать!

– Давай начнем ab ovo, [1] «Ab ovo» (в буквальном переводе с латыни «от яйца») – устойчивый фразеологический оборот, обозначающий «с самого начала». – сказал отец. – Перитонит у него развился в отделении, так ведь?..

Стратегию защиты отрабатывали на маме, которая, даром что была терапевтом, некоторыми особо каверзными вопросами загоняла отца в тупик, из которого он не сразу находил выход. Но все же находил и после двухдневных домашних репетиций Кирилл возвращался в Москву словно сказочный царевич, получивший от доброй волшебницы непробиваемо-несокрушимые доспехи. Наших гнобить? Накося выкуси и утрись!

Гнобить аспиранта Барканского собрались на специально созванном собрании – так было внушительнее. Сначала выступил зам по хирургии, затем – заведующий торакальным отделением, а заключительное слово сказал академик Белянчиков…

Заключительное?! Как бы не так! Кирилл, намеренно севший в первый ряд – смотрите, я не прячусь! – встал и сказал, что даже гитлеровские фашисты, эти кровожадные звери в человеческом обличье, предоставляли обвиняемым возможность выступить, пусть, даже, это выступление оказывалось и последним в их жизни. А здесь, понимаете, собрались записные гуманисты, которые…

Развить мысль дальше ему не позволили. Академик Белянчиков вяло указал мосластой рукой на кафедру – извольте! Небось думал, скотина этакая, что аспирант Барканский примется бекать-мекать, юлить-изворачиваться и молить о снисхождении… А вот вам то самое кое-куда, чтобы голова не качалась! Кирилл встал за кафедру, окинул зал строгим взглядом и решительно устремился в атаку на своих многочисленных оппонентов.

Давайте начнем с того, где именно у пациента развился перитонит! Что по этому поводу скажет нам заведующий торакальным отделением? В чужом глазу соринку видим, а в своем кучу дерьма не замечаем? Как же вам не ай-яй-яй! Упустили? Упустили!

А что нам может сказать заведующий оперблоком по поводу своих медсестер? У вас хамство и саботаж считаются нормой? Хорошо, тогда не придирайтесь к тому, что я затянул операцию, поскольку задержка была вызвана действиями операционной медсестры, которая реагировала только на повторные просьбы и шевелилась так медленно, будто накануне изрядно напилась…

А что касается анестезиолога, так от него конкретно разило хмельным духом, который лично я ощущал через две маски – его и мою! Хороши у вас порядочки, нечего сказать! Вот если об этом узнают журналисты… Ладно, эту тему пока развивать не будем. Давайте лучше поговорим о том, почему при остром перитоните не была произведена декомпрессия желудочно-кишечного тракта через зонд. Ваш достопочтенный анестезиолог вообще знает о существовании такого инструмента, как назогастральный зонд? Как-то я сомневаюсь…

Что же касается заключения вашего придворного патологоанатома, который пространно описывает мои мнимые ошибки, то по этому поводу я могу сказать только одно – рука руку моет! Докажите мне, что перфорацию подвздошной кишки произвел я, а не ваш горе-прозектор! Докажите, а потом уже обвиняйте! Ах, изменения в месте перфорации произойти не успели, потому что пациент вскоре скончался? А может дело в том, что перфорация посмертная? Тут есть над чем подумать и что рассказать журналистам тоже есть… Ладно, эту тему пока развивать не будем. Давайте лучше поговорим о том, почему вы выбрали в козлы отпущения аспиранта-первогодка, который, не покладая рук, строчит научные работы для старших товарищей… (Мама не рекомендовала говорить об этом, но Кирилл решил, что кашу маслом испортить нельзя). Разве я плохо стараюсь? Неужели я сам себе враг? И зачем вы так со мной поступаете?

На этой надрывно-трагической ноте Кирилл закончил свое выступление. Не сел, а рухнул в кресло, будто обессилев, и спрятал лицо в ладонях, чтобы никто не увидел ехидной улыбки, которую не получилось бы скрыть. Со стороны это выглядело хорошо – отчаявшийся человек пытается взять себя в руки.

На деле же брать себя в руки пришлось оппонентам. Сначала они растерянно переглядывались, не понимая, откуда в аспиранте Барканском взялось столько борзоты, но в конце концов академик Белянчиков подтвердил народную мудрость, гласящую, что старый конь борозды не испортит.

– Надо признать, уважаемые коллеги, что мы с вами немного увлеклись и оторвались от реальности, – сказал он. – Нам бы в зеркало почаще смотреть, а не того-этого, понимаете ли… Кирилл Мартынович выступил эмоционально, но, по существу, он все сказал верно. Так нельзя…

«Выигрывает тот, кто лучше оправдывается, – подумал Кирилл, убирая руки от лица. – Качай права – и все будет трын-трава».