Мария Панкевич - Долина красоты

Так начались злоключения Симби. Ей садились на голову толстые надзирательницы, чтобы немного передохнуть, ее новорожденных детей толкли в ступке, чтобы вызвать дождь, ветра приковывали несчастную к скале, но она убежала, преодолела все испытания и с помощью духов мертвых вернулась домой к семье, что казалось просто невероятным, учитывая ее испытания. Что-то похожее случилось и со мной в подростковом возрасте. Или я воспринимала это так?

…В этой странной школе я никогда не хотела учиться. Мама меня туда буквально затолкала. Кроме шуток – схватила за шкварник, втолкнула в приоткрытую дверь, и я оказалась на середине огромного кабинета.

Деревянный пол был разрисован яркими подсолнухами. В окно било июльское солнце. Седовласый директор, педагог Михаил Петрович Щетинин, сидел в центре комнаты с баяном на коленях. Вокруг него на стульчиках разместились дети, которые прошли большой конкурс при поступлении, пассионарии – новые ученики Школы Будущего.

Пришлось тоже присесть на случайно (не случайно!) свободный стул.

Директор нараспев рассказывает какую-то легенду о горах, растягивая меха своего баяна. Дети слушают, завороженные, – и вдруг Щетинин с воплем швыряет баян в центр зала. Кто-то нервно хихикает, кто-то вскакивает. Перепугались все, лишь я сижу как истукан на стуле и думаю: «Ого, да он совершенно чокнутый!»

На концертах в рок-клубах я видала и не такие глупые выходки.

Мне пятнадцать лет, я учусь в престижной французской гимназии, окончила музыкальную школу, но мечтаю стать не скрипачкой, а журналистом. Поэтому я просто поражена коварным замыслом мамаши отправить меня в закрытое учебное заведение на юге России из гимназии в Санкт-Петербурге. Мне до сих пор не верится, что она всерьез считает – я буду жить в интернате, носить длинные юбки, петь народные песни… Несмотря на мои протесты, все же мы туда приехали – в маленькое село Текос, что находится в часе езды от Геленджика в сторону Сочи.

В этой школе живут сыновья старого отцовского приятеля. Их мать рассказала моей о новаторских методах академика Щетинина, пока младший, смуглый Сашка, кружил меня на сильных руках так, что в глазах сияющие звезды танцевали гопак по черному южному небу. Пасторальная идиллия с покусываниями золотистых соломинок под кустами и жаркими поцелуями в обжигающем воздухе (парень был красив, как юный фавн) привела к очередному классическому скандалу, мощной пощечине от мамы и увенчалась отъездом на следующее утро из дома друзей семьи под вопли: «Моя дочь – шалава малолетняя!»

Но мысли о школе-интернате не покинули мамину буйную голову. «Да! – вдохновенно подпевает сериальным ментам в телике вконец обезумевшая мамаша. – Пусть не по правилам игра!»

Чтобы меня точно не взяли в школу, я накрасила губы ярко-красной помадой, и мама выносила мне за это мозг несколько часов на потеху людям, пока мы ехали в душном автобусе.

Пыльная дорога от трассы ведет направо. Нужно миновать пост, на котором дежурят казаки. Просто так в школу не пройти – дежурный администратор, симпатичная девушка с толстой косой и в длинной юбке, проводит беглую экскурсию.

В Центре комплексного развития личности детей и подростков нет классов ни в прямом, ни в переносном смысле на манер западных педагогов-новаторов Монтессори и теософа Штейнера. Понятия «урок» нет («урочить» – по-древнерусски значит «сглазить», объяснили нам).

Оценок и дневников в этой школе нет. Классов нет тоже, как и такого понятия, как «возраст». На вопрос «Сколько тебе лет?» принято отвечать: «Вечность». Особенно смешно это слышать от какого-нибудь малыша.

На стене главного корпуса надпись: «Быть Рассии вечно без ворога!» Учитель Щетинин утверждает, что «Рассия» – производное от «Ра» (имени бога Солнца или названия мифической реки), точно так же как и «Масква» (но не Москва) – матерь городов русских.

Везде царит идеальная чистота. Дети улыбаются, наперебой здороваются, девочки в длинных юбках или штанах, ненакрашенные, парней в шортах тоже не видать, несмотря на страшное пекло.

На мне белая полупрозрачная майка с вырезом, французская белая теннисная юбка, кепка козырьком назад и темные очки. Я сижу на скамейке, вытянув ноги, умирая от жары. Все глазеют на мои острые колени, и я спрашиваю, можно ли закурить, пока мамаша разузнает про центр.

«Нет!» – с ужасом отвечает пробегающая мимо незнакомая девица и просит меня снять темные очки, мол, это атрибут западной цивилизации. Тут уже мне приходится ей отказать.

Когда я вижу восторженную мамину реакцию на школу Щетинина, мне становится не по себе. Щетинин учит, что главное – это «быть в потоке», быть открытым миру, сливаться с живым в единое целое и тогда, как по волшебству, все начнет получаться само собой. Начнут происходить «озарения» (один красивый расписной зал так и называется – «Озарение»). Ты сможешь предчувствовать события, читать чужие мысли или обмениваться информацией с такими же, как ты, без слов. Не занимаясь академическим рисунком, стать великим художником – ты проводник, а рукой твоей будут водить, грубо говоря, напрямую из космоса. Управлять временем, замедлять и ускорять его, тоже вполне реально.

Маме нравится комплексный подход директора к процессу обучения. Он обещает вырастить из детей новую элиту Рассии , будущих президентов, хозяйственников. Идея сверхчеловека, людей Будущего, новых Атлантов, новых Ариев, Гениев – это ей близко. Ведь она меня воспитывала по инновационным методикам и растила именно как гения. Я еще не умела говорить, но уже показывала буквы крошечным пальчиком и составляла из них слова. А потом вырос «подросток-недоносок», и маму это беспокоило. Сколько она в меня вложила, и это для того, чтобы я таскалась по прокуренным подвалам, где играют рок? Для того ли она беременной ходила в капеллу и Эрмитаж, развивая еще в утробе мой эстетический вкус?

Наплевать, что у меня уже своя рубрика в питерском глянцевом журнале для подростков о широко известных в узких кругах рок-деятелях, я общаюсь с диджеями популярного радио «Модерн» и рок-музыкантами и хочу в будущем профессионально писать о музыке. В Петербурге остались моя любимая подруга Саша и без пяти минут жених, звукорежиссер Макс. Они же никогда не найдут меня в этой дыре!

Но мама настроена воистину решительно и где-то даже героически. «Чем хуже, тем лучше!» – патетически восклицает она. После расставания с отцом эта цитата из романа Достоевского «Униженные и оскорбленные» стала ее дурацким двусмысленным девизом. Что она вообще творит?!

Еще совсем недавно мамаша яростно утверждала, что мы уезжаем на юг только до осени, «оздоровить организмы» и отдохнуть от «чертова Питера», где она «пашет как вол на трех работах» – преподает в институте, пишет статьи в журнал и делает омолаживающие маски для лица приятельницам и некоторым малознакомым женщинам. Но теперь я вижу, что ее всерьез захватывает идея меня «слить» и «попытаться наладить личную жизнь» по полуэзотерическим букварям, с которыми она последнее время не расстается.